Зато второе письмо выглядело совсем необычно. Под его строчками таилась невысказанная нежность, каждая буква пульсировала надеждой на большое чувство. К тому же к нему прилагались фотографии! Одна из них вполне могла бы стать центром новой карты желаний.

Со дня возвращения я часто думала о Гийоме. В частности о том, как мы могли бы ездить на шашлыки на дачу к Лиле. И о том, как мы валялись бы на траве во время традиционного празднования дня рожденья Маши в Малаховке. И о том, как мы придумывали бы костюмы для домашних маскарадов Инны. Это было новым ракурсом в размышлениях о мужчинах; как правило, мои ухажеры были существенно старше меня и моих друзей, отличались достатком выше среднего и были слишком заняты для дружеских посиделок.

Гийом, между тем, не только каждый день писал электронные письма и смс, но и предложил перевести наше общение из области печатных знаков в область телефонных разговоров. Мне стало жаль этого этапа отношений: во-первых, в области печатных знаков я чувствую себя более уверенно, чем во всех других, во-вторых, письма – это генераторы эмоций долговременного действия. Их можно перечитывать каждый раз, когда захочется вспомнить ту прекрасную пору смятения чувств или просто слегка освежить эмоции. Письма – это скорая помощь по требованию, это эффективная таблетка против любых болезней самооценки и упадка духа. Я храню письма от всех бывших и, когда перечитываю их, хочу немедленно возобновить отношения с каждым адресантом.

Но Гийом был не сентиментален. Совсем. Зато он был регулярен. Он звонил почти каждый вечер и неизменно начинал разговор с ненавистной фразы «How are you?». Я уговаривала себя, что все воспитанные люди начинают разговор с этой фразы, но поделать с собой ничего не могла: что может быть скучнее в конце дня, чем разговаривать о том, как он прошел! И пока моё еле теплящееся чувство, оставленное без подпитки романтическими письмами, угасало с каждым новым «How are you?», чувство Гийома отчего-то разгоралось. Не иначе, как от моего голоса – больше, на мой взгляд, было просто не от чего. Мы же не разговаривали ни о философии, ни о политических взглядах, ни о проблемах с родителями – ни о чем, что могло бы расположить нас друг к другу.

Но, видимо, голос у меня и впрямь что надо, потому что через месяц Гийом вознамерился посетить в Москву.

Его желание не охладило даже то, что для этого нужна виза. Правда, эффект от новости был такой же, как если бы ему сказали, что где-то в Европе люди до сих пор живут при феодальном строе или едят руками.

– Визы? Что это за каменный век?

– Да, – вздохнула я. – А еще у нас расплачиваются наличными, помнишь?

Трубка прошипела что-то невнятное и неприятное.

***

Несмотря на многие страницы, на которых Достоевский доказывал обратное, большинство людей по природе своей законопослушны. Они не имеют ничего против закона, а если и идут ему наперекор, то только когда закон имеет что-то против них. К сожалению, часто оказывается так, что закон настроен недружелюбно именно к почитающим его людям.

Мы честно ознакомились со списком требуемых документов для получения визы, в котором одна глупость погоняла другую. Например, чтобы остановиться у меня, Гийому требовалось приглашение, ждать которого, как мне объяснили в ОВИРЕ, «по закону месяц, на практике два». Приглашение давало право на трёхмесячное пребывание в России, но въехать в страну гость мог только один раз. И если бы он захотел въехать ещё раз в течение этих трёх месяцев, то визу пришлось бы специально аннулировать в посольстве, чтобы получить новую. Похоже, что единственными желанными гостями из зарубежья в России были сезонные работники.