– Теперь и ты у нас в архивах будешь – засмеялся Гена. Во время просмотра записей в секьюрити-рум они перешли на ты.
– Что у вас и тут камеры?
– А ты как думал, конечно.
– Блин. Да и хрен с вами, завидуйте – парировал Валера
Короче, настоящий мужик. И если в начале дня Гена испытывал к нему симпатию, то сейчас, сидя в пассажирском сиденьи Бентли начинал проникаться безгранично преданным уважением, подобно тому, как мальчишки проникаются уважением к самому старшему и сильному во дворе. Салон Бентли поражал своей роскошью, по крайней мере, ничего подобного Гена за свои почти сорок лет жизни не видел. Он понимал, что теперь как минимум неделю физически не сможет сесть в свою Нексию. Все вокруг рождало ощущение запредельной дороговизны и пуленепробиваемого качества. Вокруг было царство удивительно мягкой, точно шелковой, кожи и лакированного коньячного дуба. Хромированные дуги обрамляли сенсорную мультимедийную систему, блок управления климатом и другие элементы интерьера, по передней панели шел идеальный шов от швейной машинки, подчеркивающий невероятное качество и напоминающий о ручной сборке автомобиля. Гена боялся пошевелиться, чтобы чего-нибудь не испачкать или не испортить. Чтобы хоть немного замаскировать свое восторженное смущение он пошутил:
– Ха, воздуховоды как на Логане!
– Ща пешком пойдешь – ответил Валера
– Да шучу, шучу – ретировался Гена
– За такие шутки в зубах бывают промежутки.
Валера завел двигатель и погазовал. Звук впечатлял, хотя из-за качественной шумоизоляции был едва слышен. В отличие от БМВ или спортивной японки, звук выхлопа которых был резким и четко следовал педали, звук Бентли, словно закипающий чайник, набирал злость где-то в середине, с 4 до 6 тысяч оборотов и нисходил затем до бульканья того же чайника, но уже закипевшего.
– Сколько тут движок? – спросил Гена
– Шесть литров, твин турбо, 575 кобыл.
– Ого!
– А то! Это тебе не мелочь по карманам тырить. Ну че, погнали! – утвердительно спросил Валера, нажал на газ и Бентли выстрелил в сторону выезда с парковки. Он безудержно мчался по парковочной зоне, лихо входя в повороты, немыслимо ускоряясь на прямых и резко оттормаживаясь перед лежачими полицейским пока не выехал за территорию комплекса и… не встал в пробку на третьем транспортном.
Марат уже несколько лет стоял на фейс-контроле в разных клубах и нефтяников, приехавших в Москву спустить килограмм-другой денег, видел издалека. Парень в черных брюках и коричневых зимних полуботинках, приехавший на новеньком Бентли однозначно проходил в клуб, несмотря на приятеля в поддельном Брегете, который озирался вокруг как школьник, впервые попавший в зоопарк.
Гена был из тех парней, которые загорают на пляже стоя. Он пять раз в неделю ходил в тренажерный зал, и дважды в солярий. Питался Гена курагой, яблоками, яйцами без желтков и какими-то коктейлями, которые возил с собой в специальном контейнере. Вообще, на то, чтобы подготовиться к выходу из дома утром Гена обычно тратил весь вечер. В Москве встречали по одежке, поэтому Гена стремился выглядеть представительно. Он почти всегда был в костюме и блестящих, начищенных ботинках. У него были часы Breguet, о которых писал еще Пушкин и телефон Vertu, о котором Александр Сергеевич обязательно написал бы, будь у него такой. Разумеется, оригиналы были Гене не по карману, поэтому он купил неотличимые копии и гордился своей смекалкой. Правда, на Верту через две недели вышоркалась кожа и Гена, доставая телефон в общественных местах, старался не поворачивать его экраном к людям. Он был похож на Кирилла из Иванушек, за что в свое время его и полюбила жена. Когда она поняла разницу, бежать было поздно, поскольку на пятом месяце беременности особо не побегаешь. Вот уже 16 лет они снимали однушку в ближнем подмосковье и с каждым днем шансы на свое жилье таяли. Уже подрос сын и со дня на день ожидался вопрос о его личном пространстве. Гена же был удивительно стабилен. И если 16 лет назад ее это качество привлекало, то теперь она оказалась его заложницей. Он не хотел брать ипотеку, потому что какая ипотека когда тебе под сорок, до семидесяти лет выплачивать кредит Гена не хотел. Он не мог и заработать на квартиру, потому как с его зарплатой на это ушло бы примерно лет 200. И он не хотел переезжать в какой-нибудь другой регион, где квартиры были в пять-десять раз дешевле, как предлагала Полина, его жена. Она мотивировала его как умела – скандалами и отказом делить ложе. Нельзя сказать, чтобы Гена не пытался заработать денег, но делал он это в силу своих способностей и представлений – непродуманно и топорно. Не имея ресурсов, он пытался влезать в хозяйственные связи других людей, становясь ненужным посредником. Например, если кто-то из его знакомых изъявлял желание купить машину, Гена вспоминал, что другой его знакомый продавал машину и пытался свести их вместе, получив процент с каждого. То, что один хотел купить Ленд Крузер, а другой продавал Ладу Калину, Гена не учитывал. Его дело было свести людей и проследить, чтобы они не контактировали друг с другом без него. Гена не принимал во внимание, что недоступность информации и бешенные наценки девяностых, позволявшие оплачивать любых посредников, давно сменились на низкую маржу и информационное общество. Когда-то, в девяностых такая схема была широко распространена и хорошо работала, сейчас же изменилось время, люди, мир вокруг, но Геннадий остался стабилен. Жена вздыхала, плакала, устраивала скандалы, приводила доводы и факты, строила логические конструкции, устраивала романтические ужины и ночи любви, уезжала к маме в Рязань, но нельзя сдвинуть то, что сдвинуть нельзя.