Он обогнул стол и вдруг оказался возле Елены. Как будто сильный зверь прошел по залу. Неудержимая мощь.

Взгляды девочки и мужчины встретились.

Бесцветные глаза ничего не выражали, однако Елена ощутила нечто. Как укол аскорбинки. Больно, но безопасно.

– Вся в тебя, – обернулся Неживой к Эвглене Теодоровне. – Чиста, как моча младенца. Кстати, мочевой пузырь не беспокоит? – обратился он уже к Елене.

Это было сказано с абсолютной серьезностью. Занятная манера общаться – обрушить на собеседника заведомую чушь и наблюдать за реакцией. Проверять людей на вшивость Елена тоже любила.

– Пока нет, – она спокойно ответила.

– На улице похолодало, рекомендую надевать под низ теплое белье. Здоровый мочевой пузырь – главное достояние женщины. В школах, п-твоить, надо не сменную обувь требовать, а поставить на входе крепких парней вроде меня, чтобы проверяли каждую девчонку – что там у нее под юбкой, по сезону ли одета. Как ты относишься к теплому белью?

– Положительно, лишь бы было чистым. Как моча младенца.

Неживой сморгнул: наверное, ожидал чего-то другого, хоть каплю смущения. Не дождался.

– Как ты со взрослым человеком разговариваешь! – взвизгнула Эвглена Теодоровна.

– Тихо, не звени, – поморщился гость. – Всё под контролем… Ну, пошли, покажешь, как ты живешь, – он вернулся в хозяйке дома. – Пообедаю я, с вашего позволения, в нашей ведомственной столовой. В обеде что главное? Не отравиться и не подавиться. Поэтому важно, чтобы поблизости был врач. Еще раз приятного аппетита. Надеюсь, в этом прекрасном месте есть хотя бы один врач…

Мать со своим «старым другом» ушли. Елена села. Сердце стучало в горле. Десерт в рот не лез – ни шоколад, насыщенный фенилэтиламином, ни, тем более, круассаны.

Борис помалкивал. Умный аспирант отлично понимал, когда можно говорить, а когда лучше поджать хвост.

– Ты начал рассказывать про какое-то «фармакологическое связывание», – сказала ему Елена. – Продолжай, я внимательно слушаю. Что там с чем надо смешать?

Виктор Антонович Неживой надел рубашку, галстук, заправился и застегнул брюки. Пиджак оставил лежать на ковре. Использованный презерватив завязал узлом и сунул в напольную китайскую вазу, белую с золотыми драконами. 19-й век, между прочим. Сумасшедших денег стоит.

Эвглена Теодоровна не спешила одеваться – разметалась по кровати, совершенно счастливая.

– Шестнадцать лет, – сказала она. – Долго я ждала эту встречу.

– Хорошее вино с годами не киснет, – сказал Неживой.

– Спасибо, мне очень приятно это слышать.

– Я, собственно, про себя. А ты что подумала?

– Нахал!

– У-у, ты моя маленькая, – он присел на кровать, положил широченную ладонь женщине на бедро и повел рукой вверх по телу.

– Не надо, – попросила она, повернулась на бок и поджала колени к груди. – А то я вас опять раздевать начну. Вы кто теперь?

– В каком смысле?

– Ну, звание, должность. Где служите. Расскажете о себе?

– Я полковник. Служу не «где», а «кому».

– По-прежнему «верноподданный князь»?

– Так точно. Только король другой.

– Который по счету?

– Третий.

– Все выше и выше, да? Из Питера – в Москву…

– А из Москвы – в Кремль.

– Я почему-то так и подумала.

– А еще я теперь семейный. Жена, дочке четыре года.

– Опять девочка? Да вам можно заказы на девочек брать!

– Пардон, о каких девочках речь?

– Елена – ваша дочь…

Неживой встал, прошелся по спальне. Остановился перед дверью, занавешенной портьерой. В будуаре было два выхода: один вел на служебную лестницу и дальше вниз, второй – в медицинский блок. Неживой остановился перед вторым.

– Не дурак, – сказал он, заглянув за портьеру. – Догадался.

– Можно вопрос? Вы любите свою семью?