В дверь постучали. Жора никого не ждал, да и не желал чьего-то присутствия, оттого всё никак не решался открыть дверь. И только когда стук стал усиливаться чуть ли не в геометрической прогрессии, Дворовой понял, что дело серьёзно.

На пороге стояла она. Нателла. Держала в руке бутылку вина и с чуть виноватой улыбкой смотрела на Дворового. Глаза его убегали от её взгляда. Ничего не сказав, он жестом пригласил её войти.

– А ты что, уборкой занимаешься? Перестановку делаешь? – поинтересовалась гостья. От неё пахло чистотой и свежестью, будто она только что приняла душ.

– Да так. Воспоминания просеиваю, – едва слышно ответил Дворовой.

– А как это? И зачем? Чтобы понять, где свернул не туда?

– Чтобы тараканов всех вытравить, – на улыбке произнёс Жора.

Они прошли на кухню, он убрал со стола телевизор, освободив тем самым место для алкогольной трапезы, которая, судя по всему, была традицией в семье его брата; а затем начал откупоривать бутылку. Похоже, пили они там все не меньше, чем сам Жора. Разве что ассортимент напитков был сильно шире.

– Не спросишь, зачем пришла? – произнесла Нателла с любопытством, будто это к ней, на самом деле, явился незваный гость. Не дождавшись ответа, она продолжила: – Мы, похоже, разведёмся, Жорик.

Он, посмотрев на гостью обеспокоенно, придвинул к ней кофейную кружку, до краёв наполненную вином.

– Он сказал, что ему надо подумать. Сказал, что чувствует вселенскую усталость. Представляешь? Так и сказал. Вселенскую усталость. – Виноватая улыбка на лице женщины дрогнула, и глаза заблестели влагой. – Ну откуда в нём такие слова?

– Услышал от кого-то, вестимо.

– Вестимо? Так ведь и я о том же! Дамочки так говорят, знаешь, наподобие тех, которые на йогу со мной ходят. Знаешь, как хочется напиться, Жорик. Мы же особо не пьём, ты не думай. А он тут начал. И я – на него глядя. И я вот вдруг поняла, с чего это ты пивас глушишь днями напролёт. Жаль мне тебя, Жорик. Я как на тебя ни посмотрю, присказка мне одна вспоминается, что человек без роду, он ведь как семя… непроросшее.

– И ты туда же? Тоже на баннере прочла что ли?

– А? Да ну тебя. Я всё думаю, не туда ты свернул всё-таки. Ой, не туда! Знаешь, в чём беда твоя, Жорик? – Гостья достала из кармана джинсов сигарету. Дворовой вопросительно кивнул. – Ты красивый.

– Дык разве это беда? – засмущался Жора.

– А таким людям не надо ничего. Они думают, что раз они красивые, им так всё дадут. И ни к чему не стремятся. Вот был бы ты каким-нибудь косым, хромым и колченогим, то большего бы добился. Жопу бы рвал, а всё равно бы шёл к мечте своей, или не знаю, денег, хотя б, поднять смог нормальных. Как братец твой. А так, глазки построил, пару словцов красивых сказал, и полдела сделано. И ничего доказывать не надо никому. Вот и живёшь так всю жизнь вполсилы. Людям за красоту многое прощают. Тебе, Жорик, сорокет вот-вот стукнет, а ты всё такой же смазливенький. Как и пятнадцать лет назад, когда я тебя узнала. Когда ты меня узнал, – Нателла стыдливо опустила глаза. – Это наша общая с тобой беда, – продолжила она. – Еще боюсь, что Стасян таким же будет. Красивый мальчишка растёт. От девчонок уже отбоя нет. И страшно подумать, что потом с ним будет. Поначалу чужим вниманием пользоваться начнет. Потом чужим положением и деньгами. А затем на безвозвратных кредитах чужих возможностей привыкнет жить. Прости, сама не понимаю, чего говорю. А вроде не пила еще, – Нателла запрокинула голову, вливая в себя вино и пряча тем самым наполнившиеся слезами глаза. – А знаешь, о скольких вещах я уже пожалеть успела? Мне же говорили, что из меня художница станет неплохая. И когда я Кирюху встретила, то подумала, а что же мне важнее: выйти замуж и семьей на зависть девчонкам обзавестись или стать художницей неплохой. Долго думала. Поняла, что неплохой мне быть мало. Хочу быть художницей хорошей. А потом в зеркало на себя посмотрела и подумала: а пусть с меня лучше портреты пишут и мной восхищаются. Это же преступление – красоте такой в масле да гуаши мазюкаться. А ты ведь не видел даже, как я рисую. И никто не видел. Я и Кирюхе не показываю. В папках прячу среди хлама всякого, бумажного. Такой вот мой маленький секрет.