…В Благовещенске Амур шириной около 800 метров. Граница с Китаем проходит по его середине. То есть до Китая там всего каких-нибудь 400 метров. На той стороне – Хэйхэ, бывший рыбацкий посёлок, а теперь городок с небоскрёбами и громадным колесом обозрения. Город с претензией на соперничество с Благовещенском, как мне показалось. Мы с китайцами махали друг другу руками через реку. Смотрели на их салют, сидя вечером на открытой веранде уличного кафе. «Основная достопримечательность Благовещенска – это Хэйхэ», – сказал мой средний сын. Потом подумал и добавил: «А основная достопримечательность Хэйхэ, наверное, Благовещенск».

Когда я увидел Амур в Хабаровске, я оторопел. Столько воды сразу, плывущей мимо меня, я еще не встречал в жизни. Это же сколько ключей, ручьёв и речек слилось в этот поток?! Я был на Волге, на Дону, на Лене. Но они меня так не впечатлили. О, потом оказалось, что то, за что я принял противоположный берег, было лишь островом. Амур ещё шире! Величаво и мощно он несёт свои чёрные воды в Охотское море. Боюсь представить, какой ширины он там, в устье.

…Очередное дежурство только начиналось. Пока было время, я пошёл в отделение искусственной почки навестить своего бывшего одногруппника, а сейчас врача этого отделения Сашу Васильева. Застал его в диализном зале сидящим возле кровати пациента. Он делал операцию: сшивал на предплечье артерию с веной. Это противоестественное соустье (фистула) нужно, чтобы по доступной для пункции подкожной вене был достаточный кровоток для подключения человека к искусственной почке – аппарату, который очищает организм (проводит диализ) при плохой функции собственных почек. Он сидел, согнувшись, на стульчике возле кровати пациента, вся его маска на лице была в капельках крови, а видимая часть лба – в поту. «Что делаешь?» – спросил я его. «Да пытаюсь отверстие в анастомозе зашить. Наложишь клипсу – не видно. Снимешь – кровит!» Я пригляделся к ситуации и предложил перекатить пациента к нам в операционную и выполнить всё это под операционным микроскопом. Мы в то время уже вовсю реплантировали отрубленные, отрезанные, отпиленные пальцы, сшивая сосуды в один миллиметр диаметром и меньше. Он согласился. Под микроскопом сосуд в два с половиной миллиметра выглядел внушительно. Я быстро перешил весь анастомоз. Александр подглядывал за этим в окуляры микроскопа. В конце операции анастомоз лежал красивой тугой пульсирующей колбаской, место шва тонкой нитью 8/0 было почти не видно, и из него совсем не кровило. Оставалось только аккуратно зашить кожу.

Постепенно эти операции перешли в арсенал нашего отделения. И делали их мы, микрохирурги, чаще по дежурству. Отделение искусственной почки расширялось, закупало новые аппараты для диализа. Пациентов становилось всё больше. Операции по созданию артериовенозных фистул стали на поток. Я как-то был свидетелем диалога между заведующим этим отделением Виктором Николаевичем Матвеевым и священнослужителем. «Не грешим ли мы перед Богом, – спрашивал заведующий, – когда продляем жизнь человеку, который уже должен был умереть?» – «Нет, – отвечал священник, – это вас Бог послал к этому человеку для того, чтобы он ещё что-то сделал на этом свете».

Вскоре пошли сложные случаи. Фистулы иногда тромбировались, тогда кровоток по ним прекращался, и срочно требовалось найти какой-то выход. Постепенно накапливался опыт, формировалась стратегия этих операций.

Через десять лет работы в областной больнице я перешёл в онкологический диспансер. Эти операции продолжали выполняться уже другими хирургами. Недавно я разговорился с одним из них, ставшим уже экспертом по сосудистым доступам для искусственной почки. Теперь эти операции так называются. И поразился масштабностью проблемы. Только в одном Иркутске больше десятка центров и отделений гемодиализа. Эти пациенты составляют добрую половину от всех пациентов микрохирургического отделения областной больницы.