– Вот житуха, бляха-муха! Не знаешь, где сядешь, за что и насколько. Ушиблись? Сильно? Может, в больницу? А куда? Довезу бесплатно.

Видимо не в сугробе – от вьюги густые длинные ресницы приукрасил иней. Голос у девушки грудной, мелодичный, волнующий.

– Вообще-то мне в Лебяжье. Знаете? Село такое, сто сорок километров за город.

Колянов присвистнул.

– Могу и туда, но не бесплатно.

– У меня только на автобус денег хватит.

– Студенточка? К мамочке под крылышко? Вот она-то и доплатит. Едем?

– Едем, – тряхнула девушка головой.

– Ты с нами? – повернул ко мне голову экс-майор.

– Мне бы обратно.

– Обратно из Лебяжьего.

Город промелькнул огнями, тусклый свет бросавшими сквозь пургу. В поле стало жутковато. Свет фар укоротили снежные вихри. Ветер выл, заглушая шум мотора. В салоне было тепло, и Колянов поддерживал неторопливый разговор.

– Так, студентка, говоришь? На кого учишься?

– В инженерно-строительном.

– Курс?

– Четвёртый.

– Скоро диплом?

– Ещё практика будет, технологическая.

– Сейчас на каникулах?

– Да, сессию сдали и по домам.

– Отличница?

– Конечно.

Колянов бросал на девушку взгляды через салонное зеркало и улыбался. Я скучал рядом. Девушку не видел, в разговоре участия не принимал и думал, что в кресле аэровокзала с Билли на коленях (ну, правильнее-то – с ноутбуком) мне было бы уютней.

Прошёл час, прошёл другой. Ветер выл, метель мела, мотор рычал, прорываясь сквозь заносы. И вот…

– А чёрт!.. – выругался Колянов, когда его автомобиль впоролся в снежный бархан и не пробил его, задрожал на месте, истошно вереща мотором. – Всё, приехали.

С трудом открыл дверь и вывалился из машины. Пропал в темноте и снежных вихрях. Вернулся запорошенный, без стеснения ругался матом:

– Вперёд не пробиться. Будем возвращаться.

– Может толкнуть? – предложил я

– Сначала откопаемся.

Бывший майор выключил мотор и выбрался наружу. Вернулся, чертыхаясь пуще прежнего.

– Иди, толкай, внучок, попробуем.

С раскачки мы выцарапали машину из сугроба. Развернулись. Поехали обратно. Метель набила снегу во все щели моей одежды. Теперь он таял, и мне было противно. Я злился на пургу, на Колянова, на своё безрассудное согласие покататься.

Испортилось настроение и у бывшего разведчика.

– Слышь, как тебя, платить думаешь?

– Люба, Любой меня зовут.

– Да мне плевать. Ты платить думаешь?

– А как я домой доберусь? У меня нет больше денег.

– Ты дурку-то не гони – мне твои гроши не нужны. Дашь мне и моему приятеля. А хошь, мы тебя вдвоём оттянем – студентки, знаю, любят это.

– Вон деревня, высадите меня. Я отдам вам деньги на автобус.

– Ты в ликбезе своём в уши дуй.

Колянов резко затормозил – я чуть не врезался в лобовое стекло – выключил мотор. Похлопал дверцами и оказался на заднем сиденье рядом с девушкой.

– Чего ломаешься, дурёха? Обычное бабье дело – тебе понравится.

– Отпустите меня, – плакала девушка. – Я в милицию заявлю. Вас найдут.

– Я тебе щас шею сверну – повякай ещё.

Он навалился, девушка визжала, пуговицы её верхней одежды трещали, отлетая. Я не мог больше молчать.

– Слышь, ты, полковник недоделанный, отпусти девушку.

– Повякай у меня, внучок, я и тебе башку заверну.

Я знал, на что способен майор ГРУ, оперативник, но оставаться безучастным больше не мог. Выскочил из машины, открыл заднюю дверь, сбил с его головы «жириновку», схватил за волосы. Ударил ребром ладони – метил под ухо в сонную артерию, да, видимо, не попал.

Он обернулся ко мне, зарычал:

– Урррою, сучонок!

Ударил его в лоб коротким и сильным ударом, тем страшным ударом, от которого с костным треском лопаются кирпичи. Показалось, хрустнули шейные позвонки. Майор тут же отключился, выбросив ноги из машины. Девушка выскочила в противоположную дверь, стояла в распахнутом пальто, без шапочки. Роскошные волосы трепал ветер. Она плакала, зажимая рот кулаком. Меня она тоже боялась и пятилась.