Медленно я поднялась по ступенькам к трону.

– Будь с ним строже, – приказал Александр. – Не смей баловать этого ребёнка.

– Да, ваше величество! – скрыв ярость и боль за полуопущенными веками, я, наконец, взяла моего малыша, ощутила такую привычную, родную тяжесть.

Северин ещё плакал. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не прижать его к себе крепко-крепко. Если хочу остаться с сыном – я должна быть равнодушной и жестокой.

Мой малыш, я тебя защищу!

2. Глава 2. Первая кровь

Сердце трепетало: Северин, маленький и тёплый, спал в моих руках. Щёчки порозовели, личико разгладилось… Кажется, он немного похудел.

Никто, кроме служанки с кашей, не заходил к нам в покои на втором этаже, не проверял, как мы, поэтому удалось спокойно покормить Северина грудью вместо остывшей каши, которую я выкинула в камин, хваля себя за то, что не оставляла надежды на воссоединение с малышом и позаботилась о сохранении молока.

Мой малыш – я обнимала его, целовала лобик, шептала нежности, обещала защищать, и слёзы капали на него, а он очаровательно гримасничал.

Какое счастье просто быть с сыном, смотреть на него. И ничего больше не надо. Как с насмешкой и презрением говорили представители главной ветви Вестфолов: мне не хватало амбиций. Я горько улыбнулась: отец разорился, когда его торговые корабли затонули, с пяти лет я воспитывалась в доме главной ветви, где из меня готовили будущую разменную монету и тень прекрасной Элеоноры.

Горечь вспыхнула в сердце. Желая избавиться от гадкого чувства, я принялась ходить с Северином на руках. Всё казалось немного нереальным. Я боялась расслабиться, боялась, что Александр ворвётся сюда и опять отнимет моего малыша.

На улице заржали кони. Придворные собирались на охоту. Скорее бы Александр уехал. Только тогда я смогу спокойно уснуть после всех волнений побега из монастыря и затем вынужденного обращения к отцу за помощью. Он, всегда учивший беспрекословному подчинению главной ветви рода, неожиданно помог достать из тайника мои сбережения и подкупить кандидатку в няни.

Порой казалось, что Северин на моих руках не более чем прекрасный сон, и сейчас я проснусь в маленькой келье и больше не увижу своего малыша.

Рассматривая маленькое безмятежное личико, невольно улыбнулась, но когда перевела взгляд на окно, улыбка сошла с губ от пронзившего сердце холода. Казалось, этот холод исходил из самих костей.

Элеонора Вестфол красовалась на породистой лошади среди других прекрасных разодетых дам и молодых людей из влиятельных семей. Многих из них я знала ещё как Мари Вестфол: популярная в обществе Элеонора любила блеснуть умом, поэтому везде брала меня с собой, чтобы я запоминала разговоры, научные труды и теории, упомянутые в беседах. Всё это я должна была держать в голове, читать сопутствующую литературу, пересказывать Элеоноре самое важное, ведь долгое чтение вредит цвету лица, а если она попала в затруднительное положение – незаметно подсказать знаками или перевести тему разговора. Этим занималась я, потому что сам герцог – отец Элеоноры – благоразумно запрещал молодым людям, которые могли бы выполнять такие поручения, крутиться рядом с ней.

Став королевой, я снова невидима для них, отделена до полной недосягаемости. Если раньше я, бесприданница, в своих блёклых одеждах с волосами песочного цвета, вынужденная всегда смотреть в пол, терялась на фоне Элеоноры, то теперь я стала ещё более неприметной няней нелюбимого принца.

А девушки во дворе улыбались, предвкушали весёлую охоту. Нарядные, беззаботные. Всех их сейчас холили и лелеяли, они были, как куколки. Могли смеяться, общаться… влюбляться. Молодые люди вокруг них, возможно, действительно их полюбят, будут баловать их общих детей. В гармонии встречать старость. А мне теперь суждено вечно прятаться и мечтать быть хотя бы служанкой при сыне…