Во второй заметке рассказывается о том, как на Западном фронте в 1916 г. отмечали еврейскую Пасху: «Мы отправились в город Б., где в местной ратуше уже был накрыт стол на шестьдесят персон. Мацу и вино доставили из Франкфурта. Читали отрывки из Торы. Людей пришло больше, чем ожидалось. Пришлось некоторым есть из одной тарелки. Но это никого не смутило. Главное, мы были вместе. Ночь мы провели на трехъярусных нарах, на которые была постлана свежая солома. Укрылись мы теплыми одеялами. На другой день праздник продолжился. Мы пели еврейские песни».

С конца 1914 г. война приняла позиционный характер и продолжалась более трех лет. Сохранились письма еврейских военнослужащих, повествующие о жизни в окопах. Вот одно из них. Пишет Иоахим Бойтлер: «Пять дней как не подвозят горячую пищу. Жажда нестерпимая. Несколько дней льет проливной дождь. Кругом топкая грязь, сапоги сползают, шагаешь босой по этому болоту, иногда проваливаешься по пояс. Подштанники и брюки покрыты коркой грязи. Летят гранаты, шрапнель, рвутся мины, от которых людей подбрасывает кверху либо засыпает землей. Окопы перепаханы и напоминают картофельное поле. Всюду убитые, раненые, корчащиеся в предсмертных судорогах лошади. Добавьте к этому аэростаты и около пятнадцати постоянно находящихся в воздухе самолетов, которые с удивительной точностью расстреливают нас. Французы ежедневно предпринимают попытки атаковать. В ход идут гранаты и пулеметы. И жизнь наша тогда превращается в ад. Но вы обо мне не беспокойтесь. Меня беда пока что обходит стороной. Выручает солдатская дружба».

Тяготы фронтовых будней, смерть боевых товарищей для солдат-евреев дополнялись еще и проявлением дремучего антисемитизма, который исходил главным образом от офицеров.

Вот некоторые выдержки из дневниковых записей солдата Юлиуса Маркса: «1 декабря 1914 г. Линк опять напился и придирается ко всем. Этого нельзя выдержать. Люди раздражены. Служба – и без того нелегкая – становится невыносимой. Недавно он опять поносил евреев. Я решил обратиться с жалобой к командиру батальона и просил отправить меня на передовую. “А вы что думаете, на передовой лучше? Мой вам добрый совет: делайте вид, что это вас не касается”.

12 мая 1916 г. После обеда мы занимались учебным гранатометанием. Среди нас был один новобранец, который прежде в руках гранату никогда не держал. Руки его немного дрожали. Старший лейтенант начал над ним издеваться: “Шварценберг, еврейчик, стало быть? Посмотрите, как он дрожит. Трус несчастный! Но это даже хорошо, пусть другие сами убедятся, сколь трусливы эти суки-евреи”. Я поправил старшего лейтенанта, сказав, что Шварценберг вовсе не еврей».

Лейтенант запаса Фриц Майер писал родителям незадолго до своей гибели: «Сегодня сильнее, чем когда-либо, пылает в нас любовь к отечеству. К сожалению, бесчестные голоса клеветников на родине никак не угомонятся. Но это не лишает нас мужества, хотя все это очень печально. Чего они еще добиваются? Им мало нашей крови? Или они хотят на пролитой крови моих соплеменников выстроить свою расовую теорию? Вражеские пули, слава Богу, не ведают границы между людьми разных вероисповеданий».

Вместо того чтобы подавлять проявления бытового антисемитизма в действующей армии, правительство занялось переписью евреев. И все это с подачи депутата рейхстага Вернера Гессена, обратившегося 17 июня 1916 г. к тогдашнему военному министру с запросом: сколько евреев находится непосредственно на фронте, сколько в тыловых и интендантских частях, сколько в управлении гарнизонов и, наконец, сколько евреев комиссовано и признано негодными к военной службе. Средства массовой информации распространяли всевозможные небылицы о трусости евреев, об их предательстве, неумении и нежелании воевать.