ТОЧИЛЛИ. Ах ты дурень! Ведь это же великий грех – заниматься случкой баранов и овец. А ты зарабатываешь на жизнь, спаривая скотину. Да ты просто старый сводник: отдавать годовалую ярочку крутолобому самцу-рогоносцу да еще без брачного контракта! Если тебя за это не поджарят, то сам дьявол за пастухов. Словом, не представляю, как ты избегнешь сковородки.

КОРИНН. Смотрите, вон мой новый господин Ганимед, брат молодой госпожи.


Входит РОЗАЛИНДА, читая бумагу.

РОЗАЛИНДА. «Всех богатств в долине Инда
      Мне дороже Розалинда.
      От Рифея и до Пинда
      Всех прекрасней Розалинда.
      Ровен ствол у тамаринда,
      Но стройнее Розалинда.
      Краше Розы, чище Линды
      Светлый образ Розалинды…».

ТОЧИЛЛИ. Лично я могу извлекать из себя такие рифмы восемь лет кряду с учетом времени на еду и сон. Именно в таком ритме позвякивают пустые бидоны у молочницы, едущей с рынка.

РОЗАЛИНДА. Отстань, дурак!

ТОЧИЛЛИ. Не угодно ли убедиться?

      И по-русски, и на хинди
      Все поют о Розалинде.
      Бросит Розу, кинет Линду,
      Кто увидит Розалинду.
      Взор ее сияет, инда
      Всех затмила Розалинда.
      Я большой имею чин, да
      Лучше чина Розалинда.
      Сам себе я господин, да
      Мной владеет Розалинда.
      Так люблю ее, что вынь да
      И положь мне Розалинду.

Это же сущий галопад двустиший. Берегитесь, эти аллюротворения заразны.

РОЗАЛИНДА. Молчи, дурак! Я нашла эти стихи на дереве.

ТОЧИЛЛИ. Зря вы сорвали с него такие незрелые плоды.

РОЗАЛИНДА. Если привить к нему тебя, выскочка, вместе с мушмулой, то плодами с этого дерева мы будем лакомиться раньше всех. Ты – в качестве плода – сгниешь недозрелым, благодаря чему мушмула обретает истинный вкус.

ТОЧИЛЛИ. Как вам будет угодно. Но говорить в лесу такие слова? Что он о вас подумает?


Входит СЕЛИЯ, читая бумагу.

РОЗАЛИНДА. Молчи! Сестра читает. Не мешай!
СЕЛИЯ. Тишина. Безлюден бор,
      Но идет среди ветвей
      Стихотворный разговор
      Языком любви мой, —
      Что мгновенно человек
      Пробегает жизни круг;
      Что за час промчится век,
      Если друга бросит друг.
      Но о чем в лесной глуши
      Речь ни шла бы между крон,
      Каждый звук моей души
      Розалинде посвящен.
      И поймет любой, кто в лес
      Ни придет, что слиты в ней
      Благостынею небес
      Совершенства прежних дней.
      Все, чем девушек других
      Одарило небо врозь,
      По веленью сил благих
      В Розалинде собралось.
      Лик Елены был ей дан,
      Клеопатры гордый вид,
      Аталанты стройный стан,
      Честь Лукреции и стыд.
      Взять повелел совет божеств
      У той – лицо, у этой – стать,
      Чтоб совершенством совершенств
      Могла бы Розалинда стать.
      Ее удел быть вечным образцом,
      А мой – навеки быть ее рабом.

РОЗАЛИНДА. О милосерднейший из пастырей! Немилосердно с вашей стороны нагонять скуку на вашу паству такой нудной любовной проповедью и не сказать перед нею: «Запаситесь терпением, друзья мои».

СЕЛИЯ. Вы еще не ушли, друзья мои? Пастух, забирай своего друга и иди с ним куда-нибудь.

ТОЧИЛЛИ. Придется, пастух, с честью отступить. Пусть без возов и подвод, зато с сумкой и подсумком.


(КОРИНН и ТОЧИЛЛИ уходят.)


СЕЛИЯ. Как тебе стихи?

РОЗАЛИНДА. Так себе, сестрица, тем более что в последних строчках стоп несколько больше, чем в предыдущих.

СЕЛИЯ. На них и опираются эти стихи.

РОЗАЛИНДА. Видишь ли, хромым стихам не помогут никакие подпорки. Мало того, лишние стопы, не находя опоры в хромых стихах, только усиливают их хромоту.

СЕЛИЯ. Ну, конечно, чуть ли не все деревья в лесу испещрены нашим именем, а нас это не касается.