Алиса подскочила на коротенькие пухлые ножки, и подбежала к своему папашке. И снова нужно отдать ему должное – он наклонился, обнял свою дочурку, поцеловал, и сказал:

– Спасибо, моя хорошая. А ты, Алёна, правда ОЦЕНИЛА рисунок? У меня таких много. Очень много. Присмотрись к нему, а я пошел. До вечера, девчонки.

Провожать шефа я не пошла – много чести. Вытянула перед собой альбомный лист, присмотрелась, и пожала плечами. Рисунок как рисунок, что еще трехлетка нарисует? Обычное кривоватое и аляповатое нечто, я такие же малевала. Да и сейчас не сильно продвинулась в этом таланте.

Надо же, какая цаца. Сноб!

Надо что-то делать. Или не надо? Это не моё дело. Не моё!

Я взглянула на Алису, которая после ухода отца пригорюнилась, и снова уселась на ковер, и поняла – не смогу не влезть в их семью. Мама много работала, и мы с Женькой по ней скучали в детстве. Но у нас был частный дом, пожилая бабушка номинально за нами приглядывала, так что мы весело носились с утра до вечера с ребятами с улицы. Являлись домой только чтобы поесть, а вечером мама с бабушкой пытались оттереть нас от следов улицы – от листьев, травы, земли, мазута, радиоактивного пепла… Чумазые были, но счастливые! Классное детство. Не в розовых тонах, но и не в одиночестве, как у этой малышки.

– Алиса, а давай ты покажешь мне дом, – предложила я. – Проведешь мне экскурсию?

– Эскулсию? – хлопнула длинными ресничками принцесса.

– Её самую. Это прогулка по вашему дому, и ты мне всё-всё про него расскажешь. Про каждую комнату. Покажешь, что тебе нравится. Ладно? – я встала, протянула девочке руку.

Она, достойная дочь своего отца, сначала подумала. Губку закусила, и на меня взглянула с подозрением. Это правильно! Вся в папеньку! Но руку она протянула, я помогла ей подняться, и Алиса приняла на себя важную роль экскурсовода.

– Это моя комната, – она обвела розовый ужас рукой. – Здесь я иглаю. Сплю в длугой комнате, в будуале.

– В будуаре? – поперхнулась я, и девочка кивнула.

Господи. Боже.

– И тебе нравится эта игровая? Эти… медведи, – я проглотила слово «пылесборники», поняв, что Алиса не знает значения этого страшного ругательства. – И куклы?

– Папа и дяди подалили, – пояснила малышка. – А вот баба Наташа подалила, когда плилетала, – Алиса подорвалась, и продемонстрировала мне паззлы.

Я возрадовалась – хоть один нормальный человек в этом мужском бестолковом царстве есть!

– А вот тетя Алика… а вот ещё…

Алиса демонстрировала мне более-менее нормальные игрушки, затерявшиеся среди безумия медведей и уродливых кукол. Нашлись даже развивашки на логику, на мелкую моторику. Хм, моё уважение.

– А розовый цвет тебе нравится? – продолжила я допрос, когда мы оказались на кухне.

– Девочкам – лозовый! – пропыхтела Алиса лозунг, двигая по кухне стул.

– Ясно. Зачем тебе стул, малышка?

– Там конфеты. Вы плосили показать дом – я показываю.

– Давай, помогу. Этот шкаф? Этот? – указала на другой, и Алиса кивнула.

Я открыла его, и обнаружила конфеты. Не забугорные Томбероны и Хершис, а наши, отечественные.

– Хочешь конфеток?

– Да. Я вас тоже угосю.

– Много шоколада есть нельзя, малышка. Зубки испортятся, – я попыталась захлопнуть шкаф, но Алиса захныкала, и требовательно дернула меня за блузку.

– Но… но…

– Что? – я состроила сострадательное лицо, умиляясь хныкающей девочке, подбирающей слова.

– Но там нет шоколада! – топнула Алиса ногой.

– Как это – в шоколадных конфетах, и нет шоколада? Кто-то обманывает меня!

– Там медвежатки и белочки! Нет там шоколада! – возмущенно парировала хитрюга.

Я, улыбаясь, достала вазочку с конфетами, и убедилась – таки-да, они со вкусом мишек на севера, белочек, и прочего зоопарка.