Мы с Илюшей выпили этот стакан на двоих и тогда, наконец, ощутили себя участниками представления.

Огни стали ярче, музыка громче и всё происходящее больше не казалось каким-то бредовым.

Мы пообщались с живущей в сквоте у Петлюры Пани Брони – жизнерадостной бабушкой, которая спела нам про попугая, сидящего на плече у шарманщика и вытягивающего билетики счастья.

Красивых девушек здесь хватало, но те из них, что явились сюда без мужчин, сами искали себе солидных спутников и общество таких персонажей, как мы, их не устраивало.

Потом мы опять встретили товарищей, научивших нас этому фокусу. К тому времени они были уже пьяны, а посетители ресторана отдали им примерно третью часть небольшого поросёнка на блюде. У него была полностью цела голова, но выглядел он совсем не страшным, а каким-то усталым.

С этим поросёнком мы принялись ходить по парку, а когда встречали каких-нибудь известных людей – а их там было много – то пытались этим поросёнком их угостить. Все, разумеется, отказывались, а музыкант знаменитой тогда группы «Технология» сказал, что у него изжога и отдал нам бутылку джина, где ещё оставалось грамм сто пятьдесят.

Тогда голова поросёнка была превращена в арт-объект и оставлена на постаменте фонарного столба. В назидание гуляющим мимо людям она – по замыслу авторов, должна была олицетворять человеческую похоть и чревоугодие.

А на самом пике опьянения, в попытке отыскать туалет, я обнаружил на задворках сада странную будку с задёрнутым шторой входом и указал на неё Илюше.

– Смотри, это что, камера обскура?

Мы подошли ближе и увидели хозяина этого аттракциона – человека с набелённым лицом, во фраке и цилиндре, взятом, судя по всему, из костюмерной театра «Сфера».

– Здравствуйте, – сказали мы, – А что вы тут устраиваете? Представление?

Он смерил нас оценивающим взглядом и слегка улыбнулся, но улыбка эта была не данью вежливости, а какого-то сочувствия.

Других людей поблизости не было и вообще мне показалось странным, зачем он поставил свою конуру на самом отшибе, но, возможно, в этом и заключалась часть его замысла.

– Можно сказать и так, – ответил человек, – Но только для одного зрителя.

Возможно, мы его чем-то заинтересовали, потому что после небольшой паузы он продолжил.

– Это машина различий, моё изобретение. Я назвал её так в честь Чарльза Бэббиджа, но считают на ней не математику, а метафизику. Она показывает людям картины – преимущественно те, которые они мечтают увидеть. За это они мне и платят.

– Это как цыганкам с картами, что ли? – усмехнулся я.

Он посмотрел мне в глаза, и я понял, что этот усталый актёр, так же, как и мы, сильно нетрезв, но уверенно держится на ногах благодаря профессиональной привычке.

– Я не гадалка, мальчик, – проговорил он, – Всё гораздо сложнее.

– А можно на неё посмотреть?

– Я дорого беру за вход… Но, знаете, чтобы она правильно работала, надо, чтоб кто-то её подпитывал, а такие молодые люди, как вы, вполне могут подойти мне в качестве аккумулятора…

– А, так вы актёр в роли сумасшедшего изобретателя! – догадался Илюша.

Ряженый усмехнулся.

– Давайте так – вы либо принимаете правила игры, либо нет. Сегодня через неё, – он указал в сторону будки, – Прошло слишком много людей с запоротой кармой, и она от них устала. А вы, я вижу, чистые юноши, пока ещё не успели ничего натворить. Поэтому если вы заплатите мне одним своим воспоминанием, каким-нибудь счастливым детским событием из вашей жизни, просто вспомнив о нём, то я загружу их в машину, а потом включу её для вас поработать.

– Но это действительно того стоит?

Фокусник пожал плечами.