греч. Ιάκωβος, Ιακώβ, Γιάγκος

дат. Jéppe

ивр. ‏Яако́в

идиш ‏Я́нкев, уменьшительное идиш ‏Янкл.

перс. Yaghub‎

ирл. Séamas, Seamus – Шеймус (А это тут причём??? – Прим. авт.)

исп. Santiago, Yago, Jaime, Diego, Jacobo – Сантьяго, Я́го, Ха́йме, Дие́го, Хакобо (последнее – у евреев или натурализовавшихся неиспанцев)

итал. Giacomo, Jacopo – Джа́комо, Я́копо

каз. Жақып

кат. Jaume – Жауме, Жаума

кирг. Жакып

латыш. Jēkabs

лит. Jokūbas

нем. Jakob, Jacob

нидерл. Jaak, Jakob, Jacob, Jacobus, Sjaak

польск. Jakub

порт. Jacó, Jacob, Jaime, Diogo, Iago, Tiago

фр. Jacob, Jacques – Жако́б, Жак

фин. Jaakob, Jaakoppi, Jaakko

укр. Яків

чеш. Jakub, Kuba

эст. Jaak, Jaagup, Jakob

чамор. Йокки, Йогги.»

А теперь задумайтесь, если русское рекло и вправду является калькой еврейского имени, то, во-первых, почему оно так не похоже на свой (?) «оригинал» [jaʔə kɔv], а, во-вторых, почему в русском языке так много созвучий с «чужим» именем? Вот лишь пара примеров из Даля: яша – игра, вроде горелок, ловушки, ималки, имушки; яшка – похлебка.

Что нам сулит это сходство? Понимание этимологии исследуемого имени!

Ведь, если игра яша – это ималки, имушки, от древнерусского глагола имать – брать, хватать, ловить, умыкать, набирать, заключать, что равносильно понятию «ять», то изначальное существительное яша – тот кто способен иметь, ять, есть, существовать и поедать, запросто, и даже наверняка, эволюционировало сначала в имя нарицательное (как и все без исключения имена), а затем и собственное! В этом умозаключении нам придаёт уверенность «странное» совпадение «несовместимых» понятий, как в языке русском: юшка – всякий навар, особенно рыбий, либо вариация сходного яшка – похлебка, от еда (ср. с белор. ежа – еда), так и одноголосица в разных языках, поскольку мы уже начинаем понимать, что личное имя не может быть «едой» (ср. с лат. esca – пища), но очень просто – «едоком» (ср. баш. етер-етмәҫ – голодный, с венг. éhség – голодный), то прозвище Яша – прожорливый малый с отменным аппетитом (ср. с лат. esurialis – голодный), вполне могло, и в реальности варьировалось как Юша-Ёша-Еша-Яша, и вот доказательства: русское юша – это искажённое ящер, венгерское őshüllő – ящер, чешское ještěr – ящер, белорусское яшчар – ящер. А чтобы не было сомнений в гастрономической подоплёке ящера сравните санскритское аш – ешь, и āhāra – еда, с однокоренным смысловым созвучием, обнаруженным в Толковом словаре:

«ящар – ящер, ящерица, ящерка, общее названье отдела гадов, чревоземных, земноводных, род четырелапой змейки. Змеи, ящерицы, лягушки и черепахи. Ящур или ящер, млечное животное жарких стран, чешуйник, Мanis, близкое к муравьятнику; все тело в крупной чешуе».

И если Фасмеру: «яшаку́биться „гордиться, важничать“, неясно», то нам-то уж теперь смысл подобных оборотов совершенно понятен – ящер, в смысле «дракон», во всех сказаниях мира всегда был «великим и ужасным» (ср. с др.-рус. лич. им. Ощера – свирепый, щерящийся), так почему бы ему не быть «гордым» и «важным» (ср. с яп. yashin – жажда, происки, преследование, амбиции)? Что и подтверждается таджикским аждаҳопайкар – 1. страшный, страшного вида; 2. дородный, рослый, ибо на фарси аждар – это и есть дракон, чудовище, сказочный змей (ср. со ст.-слав. аштеръ – ящер)! Кстати, там же, в персидском: ош – пища (варёная), кушанье, а в тюркских языках: татарском, туркменском, башкирском, казахском аš – пища, кушанье, и в том же башкирском – тоже тюркском языке аждаһа – дракон (ср. с праслав. аščеrъ – ящер)!

Итого, мы получаем исходный смысл древнего исконно русского имени Яша – хороший едок, здоровый, как ящер, мóлодец