Современные же условия работы кардинально отличаются: каждый, имея компьютер, может сочинить стихи и музыку, спеть и тут же записать свое творение, а затем отправить получившуюся композицию в любую звукозаписывающую компанию мира!
Если же сочинять самому не получается, можно петь каверы с помощью караоке-машины: она помогает попасть в ноты даже неподготовленному человеку. Немного усердия, собранности – и вуаля: я пою почти так же, как Мирей Матьё (Mireille Mathieu), Мадонна (Madonna), Елена Ваенга, Муслим Магомаев или Алла Пугачёва.
Сделав караоке-пение своим хобби, можно добиться многого: сносно петь, принимать участие в различных караоке-конкурсах и т. п.
Нельзя сделать лишь одного – стать артистом.
Между любителем и профессионалом (в любой области) лежит пропасть: чтобы из любителя превратиться в профи, нужно превращение, прежде всего, внутри себя – подчинение жизни служению своему делу.
Любитель пения отличается от концертирующего артиста еще и тем, что первый – поет для себя или друзей, а второй – выступает для публики.
На практике это означает, что караокер (начинающий вокалист) настолько поглощен процессом пения (а его и занимает сам процесс – иначе зачем ему вообще петь?), что никого и ничего вокруг себя не видит… Манера держать микрофон также с головой выдает любителя. Караокер сжимает микрофон до хруста в суставах, ибо боится уронить: плата за порчу дорогостоящего микрофона часто бывает равна его двукратной стоимости… Разумеется, ни о каком сценическом наряде речь тоже не идет.
Про подачу песни можно говорить долго – эта тема больная даже для караоке-конкурсов, где присутствует профессиональное жюри; и если приодеться он (она) еще может, выучить слова – тоже (чтобы смотреть на жюри, а не на экран ТВ), то отрепетировать подачу (на профессиональном сленге – поставить номер) получается с большим трудом. Если вообще получается…
Я опишу работу на сцене двух исполнителей (для простоты они будут одного возраста, пола и с одной и той же песней) – караокера и артиста.
Первым выступает караокер.
…Девушка идет через зрительный зал с микрофоном, который взяла у звукооператора, поднимается на сцену, немного ссутулившись и на мгновение повернувшись к публике спиной.
Раздается ритмичное вступление, но она стоит, напряженно замерев; рука с микрофоном опущена. Затем она сжимает его двумя руками около живота. Иногда девушка делает малопонятные движения туловищем, не соответствующие по амплитуде частоте ударной установки, и трясет микрофон.
Ее наряд банален: обычно так наряжаются клерки на корпоративный праздник. Однако некое отличие всё же присутствует: красные туфли, того же цвета ремешок и бусы. Пряжки на туфлях и ремешке имеют разные размер и форму. На пальцах несколько крупных колец.
Наконец на экране ТВ появляются слова, и она начинает петь. Она даже почти попадает в ноты, но звучит это всё равно своеобразно, ибо караоке-фонограмма рассчитана на более вольное пение. А поскольку песня известная, с непривычки слушается она необычно.
Экранов ТВ два, и оба они висят на боковых стенах. Чтобы прочесть слова, девушке приходится поворачивать голову; в конце концов, она непроизвольно поворачивается к залу немного боком.
«Отпустить звук» она не может; держит во рту и пытается «выдавить», напрягая мышцы ротовой полости и голосовых связок (т. н. пение на связках). От этого голос становится излишне высоким, иногда едва не срываясь на крик; «плоский» и «пустой», он априори лишен какого-либо своеобразия. Звуки ударяются о зубы, дробятся и летят в зал в виде брызг, подобно тем, что вылетают из сжатой рукой горловины садового шланга, который юный сорванец направил на отца. Холодные капли жалят публику так, что она непроизвольно морщится: слава Богу, что песня в ее исполнении всего одна; мало кто согласился бы выдержать