– Долли Уайльд, плюс два. Но со мной только один человек, – говорю я.

Женщина вычеркивает мое имя из списка, и тут мне в голову приходит мысль.

– Э… Прошу прощения, – обращаюсь я к Джерри Шарпу. Он меня не замечает. – Прошу прощения.

Он поднимает глаза. Его взгляд говорит: «Господи, снова фанатки. Можно я хоть в выходной отдохну от всеобщего восхищения?»

– Э… Я случайно услышала, у тебя были проблемы с гостевым списком, – говорю я. – У меня было плюс два, но пришел только один человек. Могу тебя провести, если хочешь. И лимит добрых дел на сегодня будет исчерпан. Но пока что я добрая, да.

Лицо Джерри мгновенно меняется. Вместо враждебной и раздражительной неприязни – сплошное очарование, благодарность и чуть ли не благоговение.

– Ты Долли Уайльд, да? – он говорит это так, словно вдруг понимает, что я – все-таки человек, а не бессловесная скотина, загородившая ему дорогу. – Из D&ME? Ты позитивная девушка. Любишь весь мир!

Его тон явно предполагает, что в его понимании любовь ко всему миру – позиция странная, не сказать – идиотская, но при этом он улыбается. Прямо-таки лучится улыбкой из-под темных очков. Это обескураживает.

– Да, я солнечный лучик Иисуса, – говорю я.

– Значит, я правильно сделал, что пришел в темных очках, – говорит он, все еще улыбаясь.

Женщина с гостевым списком раздраженно фыркает в нашу сторону.

– Мистер Джерри Шарп пройдет со мной. Отметьте еще плюс один, – говорю я, повернувшись к ней.

– Как удачно мы встретились, – говорит Джерри с нахальной улыбкой. – А то эта матушка Шиптон явно не самая большая поклонница современной комедии.

Он машет в сторону женщины с гостевым списком. Она кисло ему улыбается.

Я вручаю ему билет. Возникает неловкая пауза. Джерри так и стоит, протянув ко мне руку.

– У тебя разве нет приглашения на вечеринку после концерта? – говорит он как-то даже обиженно.

– Ой, да! Конечно! – Я достаю из конверта лишнее приглашение.

– Ладно, увидимся на вечеринке, жизнерадостная Долли Уайльд! Я должен тебе пинту пива! – говорит он, исчезая в толпе.

Я жду, что Крисси скажет: «Он выпросил еще и приглашение? А не треснет ли морда? Поистине, наглость – второе счастье!» – и тем самым озвучит мои сокровенные мысли, но Крисси говорит только:

– Он офигенный!

И я меняю ход своих мыслей и думаю: «Он офигенный», – как Крисси. Я женщина. Я открыта для мыслей других людей. Одна голова – хорошо, а две лучше.

Концерт – явно из тех концертов, которые не о том, как «группа поет свои песни, а люди слушают и наслаждаются», а скорее о том, как «люди пришли проголосовать за свое новое будущее». Это рок-выборы. Убедительная победа. Коронация.

Звук потрясающий – яростный, ожесточенный; словно что-то пытается вырваться на свободу из тесного душного пространства, пробивая себе путь когтями.

Я сама выросла в бедном квартале в умирающем промышленном городке – как и ребята из Oasis, – и мне знакомо это ощущение. Точно такое же ощущение бывает, когда в пятницу вечером вы с друзьями садитесь в автобус и едете в центр. Вы уже полупьяные, вы кричите друг другу: «Погнали!» – и автобус мчится мимо крошечных домиков, освещенных голубым мерцанием телеэкранов, и оранжевый свет уличных фонарей растекается мутными кляксами, и ты ждешь не дождешься, когда вы всей компанией ворветесь в белое сияние ночного клуба и следующие пять часов своей жизни будете королями и королевами анархии.

Крисси, пребывающий в затянувшейся пьяной эйфории, упивается ощущением крепкого мужского братства, которым пронизано все вокруг.

– Мы отличные ПАРНИ! – кричит он, хватая меня за плечи и пританцовывая под «Шейкмейкер».