Впрочем, однажды замену – кандидата на должность – действительно привели. К тому же, по словам этой самой «замены», по образованию он был экономист. Санёк уже обрадовался и довольно потирал руки, готовясь уйти. Но, как оказалось на практике, экономист этот на самом деле был далёк от специальности – присутствующим смешно смотреть было, как он «буксовал» на элементарных задачах, с которыми легко бы справился третьеклассник-хорошист. Зато пожрать «экономист» любил…

Короче – нагнали его. И снова потянулись у Сани серые трудовые будни, пропитанные запахом подгнивших овощей и позапрошлогодней солёной хамсы, которую зэкам, чтобы они её больше ценили и не обращали внимания на подозрительный запах и ржавый налёт, выдавали раз в день по несколько штук. Но и те брали далеко не все, поскольку особого аппетита они не возбуждали. Скорее наоборот.

Впрочем, столовский «бухгалтер» мог теперь питаться совершенно иначе – благодаря такой вот работе. Чем и пользовался с удовольствием.

А сама работа была «не пыльной» – утром он первым делом брал у себя на столе заготовленную с вечера дощечку. На ней карандашом, т. к. дощечка была пластиковой и ежевечерне вытиралась, писал меню на день по «общаку», а также по одной из диет – наибольшей по количеству потребителей, а также количество людей на «общаке» и на каждой из диет, которых было четыре. Впрочем, различались они только по названию. Зато по накладным каждая из них была уникальной!

Иногда – от скуки – Санёк мог пройтись мимо кладовки или огромного холодильника. Именно мимо – внутрь он предпочитал не заходить! Заглядывал в цеха по обработке овощей, рыбы, мяса… Последний обычно подолгу стоял тщательно вымытый и мясом даже не пах. И всё-таки…

Жизнь, особенно зэковская, – непредсказуемая штука. И рацион следующего дня сложно предугадать даже в таком месте. Однажды, к примеру, в столовую завезли курей. Много, но «слегка» просроченных. Отчего они не слишком хорошо пахли. За забором на них никто бы и не посмотрел даже. А здесь…

Пока они были в замороженном виде, на них особо не обращали внимания. Но потом, разморозив, их стали обжаривать. Вот тут уж запах тухлятины распостранился на всю столовую и проникал в Санин кабинет даже через плотно запертые двери. Потом подходит время ужина и зэки, приходя в столовую, начинают возмущаться – «чем, мол, кормить нас собираетесь?!» Ведь варочный цех отделён от зала приёма пищи всего лишь барьером, через который и выдают скромную пайку проходящей цепочке пришедших «заморить червячка». Повара кое-как отгавкивались – когда матом, когда шутками.

В этот момент зашёл в варочный цех дежурный фельдшер. Который, вообще-то, должен был это делать ещё до начала приёма пищи – снять пробу, чтобы поставить свою подпись, тем самым как бы давая добро на выдачу пищи.

Зэки, естественно, видят его и те, что понаглее и понапористее, начали возмущаться:

– Викторович! Да что же это такое – тухлятиной нас кормят сволочи!

Но фельдшер был старой закалки, лет 60-ти, и не растерялся:

– Тухлятина? Не может быть! А ну-ка дайте мне попробовать.

Повара тут же поднесли ему на тарелочке зажаренный окорочок. И вот тут Сане, наблюдавшему за этой сценой через окошко своего кабинета, стало дурно – Викторович, не скривившись, взял с тарелки этот «шедевр кулинарного искусства», с запахом которого даже скунс не сравнится, и начал с аппетитом его поедать. Зэки замолчали. Только многие из них в этот вечер не смогли ужинать…

Потом Санёк возвращался в свой «кабинет» – помещение за варочным залом. Там у него стоял рабочий стол с кучей всяких бумаг, о назначении которых знал только Саня, да ещё калькулятор и множество разнообразных канцелярских принадлежностей. В этот кабинет даже опера с обыском не приходили. Они привыкли считать, что у «Маньяка» кроме бумаг и нет ничего. А бумага к числу запрещённых предметов не относилась.