Паб для байкеров напротив станции, где мы пили сидр и шоты, и женщина с худшими татуировками, которые я когда-либо видела, купила нам обоим по пинте, потому что ей показалось, что мы влюблены.

Пляж. На прошлой неделе мы вернулись к тому месту между лужайками, где он умер, и старым пирсом, обшарпанным, но гламурным. Был отлив, мы плескались и любовались красным-красным горизонтом, и нам казалось, что мы смотрим в наше будущее.

Сегодня закат еще прекраснее. Я осознаю это умом. Но не чувствую тепла, и мой мозг не может воспринимать цвет.

Это все? Я считаю дни, которые мы провели вместе. Пятьдесят. Неужели это все счастье, которого, по мнению мира, я достойна?

Словно кто-то приглушил свет до самого низкого уровня. Света достаточно как раз для того, чтобы ориентироваться, но все знакомые мне приметы и объекты превратились в серые бесформенные тени.

Когда я в третий раз приезжаю в Кроншнеп, автоматические ворота закрываются за отъезжающим такси. Миссис Гринуэй открывает дверь. Я вижу ее чемоданы позади нее в их огромном коридоре.

– Привет, милая, – на ее лице симпатия. Это пугает меня: то, что произошло между мной и ее сыном, очевидно, достаточно важно, чтобы она уже знала.

– Пожалуйста, скажите Джоэлу, что я не уйду, пока он не придет поговорить со мной.

Она прищуривается, и я чувствую себя так, словно меня сканируют в аэропорту.

– Подожди здесь, – в конце концов произносит она.

– Не волнуйтесь, я собираюсь…

Дверь мягко закрывается перед моим носом.

Чтобы отвлечься, я рассматриваю дом. Внутри все такое мягкое: дорогие диваны и глубокие ковры. Но снаружи темно-коричневая кирпичная кладка кажется слишком правильной, а окна с двойным остеклением предназначены для того, чтобы избавиться от шума и копоти, которые делают Брайтон таким, какой он есть.

Дверь открывается, и появляется он. Мое сердце наполняется любовью.

Но он не приглашает меня войти, не подходит, чтобы поцеловать меня, и каждая частичка моего тела чувствует этот отказ, мои руки пусты, мои губы сжаты. Он ступает на известняковую крошку, закрывая за собой входную дверь. Я рассматриваю его: небритый подбородок, настороженные глаза, кислый запах алкоголя, хотя еще утро.

– С тобой все в порядке?

Глупый вопрос. Он не утруждает себя ответом.

– Почему ты не хочешь меня видеть?

– Есть предположение?

– Пожалуйста, поговори со мной. Что бы ни случилось, все будет хорошо.

– Ты думаешь, я чертовски глуп…

– Нет, не думаю.

– Думаешь! «Все будет хорошо». Нет, не будет! Футбол – это все, ради чего я жил, теперь его нет, и я мог бы с таким же успехом умереть. А ты и гребаный Тимми должны были оставить меня там, ясно?!

Я вздрагиваю.

– Ты в шоке…

– Вовсе нет. Я совершенно спокоен. Я не хотел тебя видеть, потому что все кончено. Было весело, но это не могло продолжаться долго.

– Джоэл, ты расстроен.

– Я уже говорил тебе, я в порядке, – в его голосе есть жесткость, которую я никогда раньше не слышала, вот только он мне действительно кого-то напоминает.

Своего отца.

– Значит, это все? – я слышу, как слезы застревают у меня в горле, и надеюсь, что он этого не сделает.

Джоэл пожимает плечами.

– Думаю, да. Ты просто не в моем вкусе. Мне было просто жаль тебя. По крайней мере, теперь ты не пойдешь в университет девственницей, верно? Ты спасла мне жизнь, а я сделал это для тебя. Мы квиты.

Он отворачивается прежде, чем я успеваю придумать ответ. На этот раз дверь с грохотом захлопывается, и гравий размывается перед глазами, когда я бегу к воротам, полная решимости не допустить, чтобы он увидел мои слезы.

ABC.

Я закрываю глаза, но буквы выжжены в моем сознании. Так близко, так далеко. С таким же успехом там могли быть три