На что ещё смотреть, когда за тридцать?
«Над вокзалом вороны вьются…»
Над вокзалом вороны вьются,
Под ногами сверкает слякоть.
Ты стоишь под фонарным блюдцем.
Ты готова вот-вот заплакать.
Поздороваюсь с первым встречным
И спрошу у него совета.
Он не сможет сказать, конечно,
Он и сам не нашёл ответа.
Хочешь – сумерки, хочешь – звёзды?
Хочешь – пыльную быль вагона?
Всё равно ничего не поздно,
Если ты не ушла с перрона.
Всё равно наше время – вечно,
Как захочется – так и длится.
Это только весна конечна.
Это только снежок кружится.
«День на Марсе. А ночь – на Венере…»
Жизнь на Марсе. Смерть на Юпитере.
На Луне есть лунные кратеры…
С. Бобунец
День на Марсе. А ночь – на Венере.
Только жизнь всё равно на Земле.
Корабли, вы куда полетели,
К чёрно-белой обратной Луне?
Там белеет глубокий Курчатов
И раскинулось море Москвы.
Тётка. Глушь. Даже город Саратов.
Это нужно другому, увы.
Здесь иначе. Полярная шапка
Зацепила мой город слегка, —
И в руке – только снега охапка
С углеродистой тенью цветка.
Но в душе – марсианская буря,
Венерьянский невиданный зной,
Словно верхняя точка июля
Неподвижно стоит надо мной.
«Мне так важно с тобою остаться…»
Мне так важно с тобою остаться
Тет-а-тет хоть на пару минут,
Словно мне через час восемнадцать
И меня на войну заберут.
Я скажу тебе только о главном:
Я нашёл изумительный клад
В переулке Втором Пилоставном,
Где мы были полгода назад.
Там стоит вековая берёза,
И с восточной её стороны
Под корнями закопана проза
О герое Гражданской войны.
Он служил у полковника Шафта
И уехал на остров Шу мшу…
Впрочем, всё это злая неправда,
Я тебе не об этом скажу.
«Возьму зимы. Добавлю лета…»
Возьму зимы. Добавлю лета —
И будет в городе весна.
Нет, лучше осень. Пусть с рассвета
Наступит именно она.
Так странно, в это время года
Я сам не свой, – И, может быть,
Незаслонённая природа
Со мной способна говорить.
О чём?
О нежном листопаде,
О южных птицах и дожде,
О порицанье, о награде,
О мёртвой и живой воде…
И о любви.
Но вместо прозы
Вдруг – «…невидимкою луна»,
«Читатель ждёт уж рифмы розы»
И даже «…наши имена».
«Бывает тихо – и расслышишь…»
Бывает тихо – и расслышишь
Десяток нот на склоне дня,
Как будто ты мне
Песню пишешь,
И эта песня про меня.
Но ты ведь не поёшь, я знаю,
Всё это – выдумка моя.
Ну что ж —
Пусть будет гул трамвая
И щебетанье воробья.
«Ты впечатлительная очень…»
Ты впечатлительная очень,
Сегодня это ни к чему.
Ночь коротка – ещё короче
Дорога к дому твоему.
Не происходит листопада,
Не ожидается дождя.
Всё это – выдумать бы надо,
Всё это будет погодя.
Само собой, возникнут строки —
И в них блеснёт листвою сад,
Сойдутся тучи на востоке,
Начнётся ранний листопад,
И грянет гром… Не прерывая
Круженье бабочки лесной,
Что нарисована – живая! —
В твоей зелёной записной.
«Лишь небольшая передышка…»
Лишь небольшая передышка,
Недолгий миг —
И тот играющий мальчишка
Уже старик.
Его взволнованные внуки
Возглавят строй,
В нём будет место для науки
Вневременной.
Им вечность будет непонятна,
Но даже в ней
Они расставят аккуратно
Столбцы идей,
Разрежут небо на квадраты
И лоскуты…
Но в этом мы не виноваты,
Ни я, ни ты.
«На неполных полгода простёрлось…»
На неполных полгода простёрлось
Бело-синее море зимы,
Но сегодня утратило твёрдость
И сомкнётся с каёмками тьмы;
В эту полночь оно обмелеет,
И к ковчегам подступит земля —
Вот тогда мне и станет милее
Своевременный контур ноля.
Но покуда лишь минус четыре
И светло, как на белом листе,
Все свои заблужденья о мире
Я могу изложить на холсте,
Я могу повторить на бумаге,
Я могу – или я не могу?
Словно ты замерла в полушаге
И стоишь по колено в снегу.
«Видна из нашего окна…»
Видна из нашего окна
Вселенной улица одна.
Её космический изгиб