широкая, безудержная, веселая, теплая. Песни играть, плясать, выпить и гульнуть как следует, форсу показать, деньгами швырнуть Андрей Львович был мастер. Пожалуй, из этаких-то и вербовались такие типы, как дядюшка в «Войне и мире». Лев Николаевич сам знал и любил этот тип. И надо сказать, что понимал он и Андрея Львовича. Много раз пытался наставлять его – устно и в письмах – и хоть успеха не имел, но Андрюшу жалел и считал не чуждым себе человеком. Замечательно, между прочим, что при всех своих недостатках и при всем своем «бурбонстве» – может быть, наигранном – Андрей Львович слыл также человеком добрым. За это его любил, между прочим, такой человек, как Душан Петрович Маковицкий, то есть полный антипод Андрея Львовича в нравственном отношении. Сам Андрей Львович заявил однажды, что «все толстовцы – сволочь», но что, вот, дескать, старушка Марья Александровна Шмидт и доктор Душан Петрович – прекрасные люди.

– А вы… вы – не толстовец, вы – просто молодой человек! – добавил он, обращаясь ко мне.

Отсюда, конечно, не совсем ясно, что именно беспутный сын Толстого разумел под «толстовцами». А что Андрей Львович все же был сын Толстого и, не следуя за своим отцом, понимал его и умом, и чувством, свидетельствует хотя бы такой факт, что некоторыми писаниями Льва Николаевича он положительно восхищался, о чем я еще буду иметь случай рассказать подробнее.

Младшего сына Льва Николаевича – Михаила Львовича (род. в 1879 г.) – я знал меньше всех других сыновей Толстого. И при жизни, и после смерти отца он лишь изредка и всегда накоротко показывался в Ясной Поляне. Высокий, крепкий, хорошо сложенный, с маленькими, медвежьими глазами, с низким лбом, с небольшой темной бородкой, Михаил Львович мало говорил, больше курил или бренчал на рояле, вполголоса напевая цыганские романсы. Культ цыганского пения, которому в молодости отдал дань и Лев Николаевич, увековечивший потом русско-цыганских певцов и певиц в «Живом трупе», держался довольно крепко в семье Толстых. Ему усердно служили Андрей и Михаил Львовичи. Кажется, также Илья и еще, как это ни неожиданно на первый взгляд, Александра Львовна, сама – гитаристка и певица.

Обычно Михаил Львович проживал в своем имении Черемошне Тульской губернии. Он был женат на очень аристократической женщине Александре Владимировне Глебовой. Ее мать Софья Николаевна, рожденная княжна Трубецкая, родная сестра знаменитых московских профессоров Сергея и Евгения Трубецких, принадлежала к самому высшему московскому обществу и между прочим вела дружбу с великим князем Сергеем Александровичем, убитым Каляевым. У Михаила Львовича были очень милые и способные дети. Помню, уже в послетолстовской Ясной Поляне, Ваню (Михайловича) Толстого, чистенького мальчика в белоснежной матросской курточке, милого, скромного и прекрасно игравшего на рояле. Теперь он где-то в эмиграции^>20. Отец для Михаила Львовича как бы не существовал. Об интересе ко взглядам Льва Толстого тут и речи быть не могло. Даже и вся Ясная Поляна в целом была, по-видимому, для замкнувшегося в своей семейной и помещичьей жизни Михаила Львовича чистым нулем, когда-то приятным и любопытным, но давно уже погрузившимся в лету и ненужным детским переживанием. Михаил Львович никогда (на моих глазах, по крайней мере) с отцом не разговаривал, никогда к нему не обращался, никогда ему не писал. В своем совершенном, первобытном эгоизме он мог отлично обходиться и без отца.

Когда Лев Николаевич ушел из дому и лежал больной в Астапове, все сыновья и старшая дочь Татьяна Львовна, собравшиеся тогда в Ясной Поляне, написали ему письма, которые должна была доставить отцу Александра Львовна. (Сыновья и Татьяна Львовна еще не знали, где именно находится отец.) Каждый исполнил эту обязанность как мог. Все, кроме Сергея, призывали отца вернуться. Только один Михаил Львович вовсе отказался писать: