Эйлин росла и Делисия считала своим долгом время от времени встречаться с ней, давать пару уроков манер и порцию наставлений. Что же еще нужно? У этого ребенка был отец и целая толпа слуг. Разумеется, она в полном порядке и не нуждается в бдительном присмотре.

Теперь же Эйлин пропала. Отец выдал ее замуж за первого встречного и Делисия понятия не имела, где искать пропажу. Люди госпожи Левер обыскивали королевство, но принцесса как сквозь землю провалилась. Может, не стоило так надолго уезжать? Впрочем, откуда было знать, что подобное случится?

Король Рональд никогда не уделял внимания дочери. Принцессу растили слуги. Да еще министры, периодически пересекавшиеся с Эйлин в приемной, вносили свою нотку в воспитание. Обер-гофмейстерина пришла в ужас, впервые услышав, как десятилетняя золотоволосая и синеглазая наследница престола цитирует министра обороны, известного своей грубостью.

На востоке говорят, что у семи нянек дитя без глаза, но, к счастью, принцесса смогла избежать столь печальной участи. Она выросла вполне достойной молодой леди. Через несколько лет обер-гофмейстерина сосватала бы ее за какого-нибудь благонадежного и политически полезного молодого человека и все в жизни принцессы было бы хорошо. Вместо этого Эйлин исчезла в неизвестном направлении, став женой какого-то нищего.

Король Рональд категорически отказался искать дочь, сказав, что такова его королевская воля. Принцесса выдана замуж, должна жить с законным супругом и точка. Вопрос о престолонаследии решился поднять только первый министр, которому тут же сообщили, что наследник проблемой не станет. У тех же Кроненсбургов есть старший сын. Вполне достойный кандидат, на прошлой охоте заваливший медведя. С медведем справился и с королевством совладает.

Сорокалетняя Делисия Левер все так же не любит детей, но бросить на произвол судьбы дочь королевы Анриетты, своей дорогой подруги, она не может. А посему обер-гофмейстерина Левер сидит в своем кабинете, листает отчеты сыщиков и размышляет, куда же делась принцесса Эйлин и возможно ли, что она, Делисия, допустила самую большую ошибку в своей жизни.

17. Интерлюдия II

В подвале было темно. В таких местах всегда темно. Лишь крохотное окошко под потолком давало немного света и свежего воздуха. Недостаточно, чтобы различать собственные руки, но смотреть в этом месте было не на что.

Его спасала математика. Два плюс два будет четыре. Дважды два тоже четыре. Четырежды четыре это шестнадцать. Шестнадцать умножить на шестнадцать это двести пятьдесят шесть. Математика не подводила. Прочная и надежная, она вставала стеной между ним и враждебным миром.

Он знал, что нужно выбираться. Знал, что время ускользает.. Вокруг пахло сыростью, где-то далеко светило солнце, а он сидел в подвале и ничего не мог сделать.

На твердом земляном полу лежала изъеденная мышами циновка. Мышей он здесь не встречал. Бедняжки, видимо, окончательно отчаялись и ушли в более хлебные места. В подвале он был один. За дверью из железного дерева простирался длинный коридор, за ним маленькая комнатушка, еще один коридор, лестница и где-то там, бесконечно далеко, кипела и бурлила жизнь. Начинал закипать и он.

Злился он редко, предпочитая перенаправлять злость в конструктивное русло, но сейчас чувствовал, как внутри поднимается волна ярости. Все лучше, чем бесконечная тревога. Тревожиться он устал.

Тихонько насвистывая, он раз за разом перебирал в голове варианты. Планы побега становились все более фантастичными с каждым днем. Все разумные идеи уже отжили свое. Ни одна не сработала. Радовало, что его хотя бы кормили. Ну, разумеется, он же нужен живым. Убивать его было бы глупо и недальновидно, а значит, свою тарелку холодной слизкой каши он получит.