– Да-да-да-да… – и стали жевать еще быстрее.

После четвертого урока, перед самым выходом в театр, они ели ещё раз, уже свои порции – с неменьшим аппетитом. Правда, оладий старшеклассникам не полагалось, но те же котлеты со свекольным салатом и картошкой улетали в их ненасытные утробы с гиперзвуковой скоростью.

Мы шли по Земской пешком. До дома культуры тут было километра три, общим решением прогулку признали предпочтительней езды на электробусе и потому – растянувшись метров на двадцать, 10 «А» класс со мной в качестве замыкающего двигался по разбитому асфальтовому тротуару в сторону центра города.

Я подставлял лицо солнцу, дышал осенним, еще теплым воздухом, разглядывал одноэтажные кирпичные и деревянные дома со ставнями на окнах, котов на заборах, желтеющие кроны деревьев… Впереди уже виднелась громада собора и холм Детского парка. И мне в голову снова постучался Есенин, только теперь – на мотив исполнившей на его стихи песню группы «Монгол Шуудан»:

Да, да, он сочинил про Москву, но вот – навеяло.

– Это что – Есенин? – спросила вдруг Легенькая. – Вы читаете вслух Есенина? Или это песня?

– Хм! – Я смутился. – Так, навеяло.

– Действительно – похоже. Осень, разруха, церковь… – Девочка вздохнула. – Хорошо, что Есенина в школьную программу включили. Ну и что, что участие в Бунте Пустоцветов принимал, талантливый же поэт! При чем тут политика до стихов? Моя бабушка, например, про Есенина первый раз услышала, когда мы «Ты жива еще, моя старушка…» учили. У них в школе его не проходили. Так она себе полное собрание сочинений заказала, представляете?

– Представляю, мне тоже нравится. Талантливый, – кивнул я, удивляясь вывертам альтернативной истории. – Хороший поэт.

– А сейчас вот мы на постановку идем… Как думаете – хорошо будет?

– Про Барбару Радзивилл-то? – Я пожал плечами. – Мне не очень нравятся пляски вокруг магнатов, если честно. Но при чем тут политика, да? Так ты сказала? Может, спектакль будет и ничего.

Спектакль оказался и вправду ничего. Артисты играли классно, сюжет – драматический, про любовь, смерть и непонимание со стороны королевы-матери. Правда, мне снова мерещилась социальная инженерия, рептилоиды и заговоры. Почему? Да потому, что Радзивиллы – родичи королевы Барбары – там все как один были благородными, красивыми и чуть ли не святыми ребятами. Сама Барбара – тоже само очарование, идеал женщины.

А Сигизмунд Август – король Польский и Великий князь Литовский – выглядел каким-то инфантилом. Это тот, который Речь Посполитую создал и пока жив был – с Иваном Грозным бодался на равных. Помер – так вслед за этим что в нашей, что в этой истории дичь полная началась, разобрались с которой поляки, только Стефана Батория из Трансильвании на трон пригласив… В этой истории, кстати, Баторий был всамделишный упырь. Это местный Пепеляев точно знал, он пару склепов с его балканскими родственничками зачищал… Настоящий, стопроцентный вампир, кровопийца с клыками, как положено! На королевском престоле!

Но это к делу не относилось. Театр для меня вообще ушел на второй план после того, что случилось в антракте.

В антракте я пошел в туалет. Учителя тоже в туалет ходят, писяют и какают, между прочим. Это для некоторых детей – шок и дикое разочарование в жизни, но я заработать проблемы с мочевым пузырем из-за их наивности не намеревался и потому, спустившись по лестнице в цокольный этаж Земского дома культуры, двинул к мужскому туалету. И только потянул за дверную ручку – сразу понял: дело нечисто. То есть сам туалет был чистым, убирали тут отменно, а вот то, что внутри происходило…