Сколько же людей умерло! В гроб их не укладывали, потому что не было дерева. Трупы обшивали тряпками, а кто и этого не имел, просто заворачивали во что-то и выбрасывали на улицу. Потом специальные команды собирали останки несчастных и свозили в определенные места. Я своими глазами видел штабеля трупов в одном из бывших садов Ленинграда, который стал таким печальным местом.
Но Ленинград и в таких условиях жил – боролся, бомбил Берлин. Продолжалась работа на завода хотя как там люди выдерживали смены, я не понимаю… Наконец была открыта «дорога жизни» через Ладожское озеро, и нам понемногу, по граммам, начали увеличивать пайки. А потом дожили мы и до подарков по праздникам! В них были вино, сыр, конфеты… Более существенное улучшение снабжения началось после прорыва блокад, когда в Ленинград пошли поезда.
В апреле 1943 года меня направили в Москву – на курсы усовершенствования офицерского состава. По их окончании я был распределен на Северный флот, где участвовал в обороне Заполярья до конца войны. День Победы встретил на острове Новая земля…
ЭПИЛОГ: Долгое эхо войны
Вот и все… Я дочитала последние строки воспоминаний отца. Как жаль! Так и кажется, что ещё что-то новое можно узнать о нем, о своих дедушке и бабушке, о том времени – первой половине 20 века. Я не спешила закрывать тетрадь и будто чего-то ждала. Отец писал кратко, тезисами. Мне сейчас этого мало, хочется подробнее!
Вот удивительно: почти обо всем, что я сейчас читала, отец мне когда-то рассказывал, но я почти ничего не запомнила. Почему? Сейчас это кажется странным. А тогда в рассказах отца я не видела ничего особенного: годы войны и даже довоенное время ушли не так уж далеко, об этом часто говорили в школе; судьбы, схожие с судьбой отца, были у родителей почти всех моих друзей и одноклассников. Да и вообще: взрослая жизнь казалась мне, девочке, мало интересной. Все там уже случилось, все сбылось! То ли дело мечты о будущем моего поколения? Вот это волнует, это занимает все мысли.
Жалко, что мы с отцом не успели поговорить как два взрослых человека. Он сам не раз повторял: вот когда вырастешь, я тебе всю свою жизнь расскажу. Сейчас многого не поймешь… Да, он был прав. Даже если бы тетрадь эта не потерялась в квартире тёти и я ее прочитала вскоре после ухода отца, в 60-х годах 20 века, такого впечатления, как сейчас, не получила бы.
Разве возможно было оценить тогда хотя бы вот это: важность документального подтверждения даты рождения отца – 3 июля? Какая разница: 3-е или 8-е? Мама сомневалась в этом. Дни рождения родителей каким-то особенным образом не отмечались, их даты не были «на слуху». А когда отца не стало, мама задумалась: не восьмерка ли была в его паспорте? Страничка потертая, цифра 3 там стояла или нечетко выведенная цифра 8, было трудно разобрать, да и зачем?
Это стало важным, когда через 5 лет после смерти отца, ровно 3-его июля, я родила сына. Совпадение? Мистика? Как хочешь, думай. Сразу после родов я вспомнила слова отца, которые он сказал в последний месяц своей жизни, на больничной койке госпиталя: «Знаю, что скоро умру. Но не совсем! Ты не плачь: у тебя скоро родится сын, назови его Сережей. Это будто бы я еще одну жизнь проживу».
Конечно, я назвала сына именем отца. И сказала ему, когда подрос, что его дедушка родился тоже 3 июля. Хотя червячок неуверенности оставался. Найденная через много лет тетрадь все сомнения развеяла: дед и внук родились в один день! Астрологические близнецы. Наверное, еще и поэтому я с особым вниманием читала воспоминания отца, вглядываясь в подробности его жизни. Есть ли у них с новым Сережей сходство характеров, натуры? Вроде бы нет. Разные люди, разные судьбы… Но! Сына моего в возрасте 30-ти лет неудержимо потянуло в Санкт-Петербург, на родину деда. Он живет там уже больше 20 лет, стал истинным питерцем…