В настоящее же время, имея достоверные результаты нейроисследований, говорить в таком же ключе, как ранее, уже не представляется возможным, полагают многие представители этой достаточно молодой науки[4]. Конечно же, нельзя отрицать, считают они, что внутренний мир человека наполнен мыслями, чувствами, фантазиями, различными переживаниями. Но все они есть следствие работы мозга: они не самостоятельная сущность, они есть продукт многосложных реакций, протекающих в сложнейшем механизме – мозге, насчитывающем миллиарды нервных клеток. Жизнь человека всецело обусловлена деятельностью мозга, он не может по своей воле изменять ход событий. Единственное, что он может – интерпретировать происходящее с ним, опираясь на свои мысли, чувства, фантазии и различные переживания, интерпретировать, но не изменять. Вот как об этом, например, говорится в книге американского специалиста в области философии и нейробиологии Сэма Харриса «Свобода воли, которой не существует»: «Вопрос свободы воли затрагивает почти всё, что нас заботит. Мораль, право, политика, религия, государственная политика, интимные отношения, чувство вины и личные достижения – большая часть того, что является человеческим в нашей жизни, кажется, зависит от нашего взгляда на другого, как на независимую личность, способную к свободному выбору. Если научное сообщество объявило бы свободу воли иллюзией, это могло бы развязать культурную войну куда более жестокую, чем та, которая была вызвана темой эволюции. Без свободы воли грешники и преступники будут не более, чем просто плохо настроенные механизмы, и любая концепция справедливости, которая бы требовала их наказания (большего, чем устрашение, реабилитация или просто изоляция), являлась бы чрезвычайно неуместной. И те из нас, кто много работал и следовал правилам, не «заслуживали» бы своего успеха во всех смыслах. Это не случайность, что большинство людей находит эти выводы отвратительным»[5]. Но далее автор вынужден сообщить читателю, что «свобода воли – это иллюзия. Наша воля – просто дело не наших рук. Мысли и намерения возникают из находящихся на заднем плане причин, о которых мы не знаем и над которыми мы не имеем никакого сознательного контроля. У нас нет свободы, которая, как мы думаем, у нас есть»[6]. В этой книге и в большом количестве аналогичных по содержанию книг приводятся экспериментальные данные, подтверждающие то, что свобода волеизъявления есть не более, чем мираж.

Педагогическая наука не может не реагировать на радикальное изменение способов понимания феномена свободы в современной науке. Она, несомненно, должна, как это и положено строгой научной дисциплине, критически воспринимать те новые веяния в осмыслении феномена свободы человека, которые диктуются науками, центрированными на изучении мозга человека. Это совсем не означает, что эти новые интерпретации феномена человеческой свободы должны быть отброшенными и объявленными неправильными. По меньшей мере педагогическая наука должна многократно взвесить и проверить на стройность и доказательность аргументы и доводы тех, кто предлагает нам по-новому взглянуть на то ментальное качество, которое с момента обращения взгляда человека на самого себя признавалось качеством, делающим нас особым родом сущего. Одним из тех мыслителей, кто, в частности, помогает осуществить такую проверку выводов современной нейронауки, и выступает Эрих Фромм, разработавший нетривиальную версию понимания свободы воли человека как онтологической основы его жизни.

Э. Фромм, хорошо зная философскую и религиозную традиции понимания феномена свободы воли, но будучи неудовлетворенным их ответами, задает себе вопрос: свободен человек или детерминирован обстоятельствами? Не исключает он и того, что обе эти версии могут адекватно отражать реальность. Возможно, человек одновременно и свободен и обусловлен обстоятельствами. Для того чтобы всерьёз рассуждать на эту многотрудную тему, Э. Фромм считает целесообразным определить, что собой представляет сущность, природа человека. Если эта сущность (природа человека) носит неизменный характер, то рассуждение об её эволюции принципиально неуместно. Это означает, что человек не имеет аргументированного права считать себя существом историческим, то есть таким, которое приобретает новые культурные собственно человеческие качества в контексте исторического процесса. Но вынести такое суждение невозможно по той причине, что факты исторической, социальной и культурной жизни однозначно свидетельствуют о том, что человек меняется. Именно это обстоятельство и обратило на себя исследовательское внимание К. Маркса, наследие которого Э. Фромм считал выдающимся. Мысль К. Маркса, о том, что человек создает себя сам в контексте истории, во многом разделил и Э. Фромм.