Но если вся Россия разом обнищала, так на что же мы покупали все эти горы импорта? Ну, во-первых, не вся Россия обнищала, часть России наоборот дико разжирела, и «Мерседесы» у нас было кому покупать.

А, во-вторых, нищету нищих тоже не надо преувеличивать. Ни кто тогда в советских обносках не ходил, кроме консервативных старушек. И спать голодным тоже ни кто не ложился. Может, такие случаи и были, но мне они не известны. К тому же было множество товаров для нищих, то есть для людей с самой низкой покупательной способностью. И в эти товары входила, например, одежда из натуральной кожи. Не самого лучшего качества, позднее я и не посмотрел бы на ту куртку, в которой тогда ходил. И всё-таки это была куртка из натуральной кожи, о какой при советской власти я мог только мечтать.

90-е запомнились мне, как время кромешной нищеты, но если вспомнить некоторые подробности, то получается, что нищета моя отнюдь не была тотальной. Например, летом 1993 года я съездил на 3 дня в Москву к другу, который учился там тогда в аспирантуре. То есть у меня были деньги на такую поездку. Деньгами я в Москве, конечно, не сорил, экономил каждую копейку, но мог позволить себе и книги покупать. Купил, например, двухтомник Фукидида.

В 1994 году съездил в Дивеево, куда билеты стоили уже дороже, но мог себе позволить. В 1995 году съездил в Оптину пустынь, а в 1996 году добрался аж до Киева. В дальние поездки не ездят люди, которым не на что купить еду и одежду.

А рядом торгаши вовсю веселились на Багамах и Канарах. Мне это ни когда не было доступно, да я этого ни когда и не хотел. Но мог позволить себе не только нормальную одежду и нормальную еду, но и скромные поездки, и покупку книг.

Постепенно начали появляться богатые. Кто это был? Ну, например, директор типографии стал хозяином типографии. Директор троллейбусного предприятия стал его хозяином. Директор подшипникового завода стал одним из хозяев этого огромного предприятия. Директриса универмага положила в свой личный карман огромный двухэтажный магазин.

Люди вокруг, конечно, думали: «Повезло же гадам», но я таки вам скажу, что превращение директоров в хозяев происходило далеко не автоматически. Вверенное советской властью предприятие директору куда легче было разорить и довести до дешевой распродажи, чем сделать это предприятие доходным и личным. Эти люди вертелись, как ужака под вилами, они вкладывали в дело свою бешенную энергию и недюжинный талант предпринимателя, который оказался у них в наличии, они плели интриги в органах власти, а это требовало отдельного таланта. Легко сказать: «Этому дал на лапу, тому дал на лапу». А надо знать, кому дать, и надо знать, как дать. И что делать с теми, кто тоже готов дать.

Конечно, у директора была фора, если он хотел завладеть своим предприятием, но этой форой надо было уметь воспользоваться. Почему закрылся пивзавод в те самые годы, когда его продукция оказалась в высшей степени востребована? В Вологду почему-то везли «Жигулевское» из Ярославля, хотя в Вологде делали и своё «Жигулевское». У директора вологодского пивзавода были все шансы пополнить ряды богачей, но не срослось.

Почему у «Северстали» оказался совсем не тот хозяин, который был директором Череповецкого металлургического комбината? Не старый опытный зубр, а молодой энергичный циник. Тут можно что угодно говорить, но всё сводится к одному: старый не сумел, а молодой сумел.

А вот хлебокомбинат как раз оказался в руках у молодого, энергичного и харизматичного директора. Только через некоторое время он уже не был у него в руках, отжали у него предприятие. Уж он вроде всё, как надо делал. И во власти позиции имел, и в политике засветился, и вся Вологда его знала. А не помогло. Предприятие, которым он уже завладел, у него фактически отобрали конкуренты. Они оказались подлее, циничнее, беспринципнее? Возможно. Но им достался бублик, а ему – дырка от бублика.