И вот ведь как сложилось: с кем мы чуть ли не больше всех конфликтовали в средней школе, с тем мы отчаянно подружились в старших классах.

Так как любовь зла, то объект моих воздыханий был старше меня на четыре года, что в то время казалось просто пропастью. Он был бесхозным, безработным, без родителей, зато с прекрасными голубыми глазами. Пожалуй, это всё, что я о нем помню. Никакой глобальной роли он в моей жизни не сыграл, разве что кроме того, что я с тех пор никогда не заводила серьёзных отношений с ровесниками, а уж тем более мальчиками младше меня. Ну и ещё очень я тогда прониклась темой, что мужчину надо пожалеть.

Ну да и про это потом.

А тогда, дождливой осенью девяносто девятого, я прогуливала свой десятый класс беспросветно и упоительно. Таща за собой в пучину необразованности лучшую подругу.

Бутылка "Анапы" стоила в "Утюжке" смешные пятнадцать рублей, кабачковая икра была вкусной, а жизнь казалось счастливой и взрослой. Там не было места для регулярной учёбы.

И сдаётся мне, что, если бы не щедрая Шишкина, вылетела бы я из нашей супергимназии со свистом, потому что всякие там алгебра-физика-геометрия держались только на ней. Это спасительное: "Вик, реши хоть что-нибудь!"– туда, на их с Настей первую парту, выручало в девяносто восьми случаях из ста. Вичка– из тех, кто успевал решить оба варианта, ещё и под копирку написав их для страждущих раздолбаев-одноклассников.

Что, в общем-то, совершенно не мешало ей раздавать совсем иные знания перед дискотекой.

На скромную бутылку портвейна желающих было много. Я вот что-то за прошедшие двадцать лет так и не узнала у Шишкиной, откуда у неё были эти познания. Но именно она учила нас пить "через тяжку", дабы малое количество выпитого возымело больший эффект. Тогда-то и была произнесена её, ставшая для нас сакраментальной, фраза "я же вас плохому не научу!"

Вичка давно уже в Москве. Что не мешает нам встречаться несколько раз в году. И всякий раз мы вспоминаем, вспоминаем и вспоминаем. Наш класс, наших учителей и ту самую фразочку.

Школа дала многое. Я прекрасно научилась коннектить с другими коллективами. Я поняла, что нельзя сдаваться, пройдёт время, и всё вполне себе может измениться. Что твои бывшие враги могут оказаться друзьями на всю жизнь. И что близких можно потерять так вдруг.

В моей жизни было лишь две мечты о профессии. В шесть лет я мечтала стать водителем асфальтоукладочного катка: мне казалось это безумно крутым и романтичным. Я представляла, как буду ехать на нём в красивой оранжевой жилетке, загорелая, и самая главная на дороге – и никто не посмеет меня обогнать! Да и не сможет.

Но мама сказала, что это вредно для женского здоровья, и с мечтой пришлось расстаться.

А в шестнадцать я мечтала стать актрисой. И даже выучила всяких проз и басен. И хотела уже было ехать на прослушивание.

Но мама сказала, что чтобы стать актрисой в нашем городе, надо либо быть стервой, либо спать с режиссёром.

– Ты же у меня не стерва! – сказала мама, а я подумала, что режиссёр точно захочет спать с теми, которые красивые. И рассталась и с этой мечтой тоже.

Поэтому к окончанию школы я не хотела поступать никуда. И вообще предпочитала декламировать, что ВУЗ – это выйти удачно замуж, идеей чего, собственно, и была очень увлечена.

Тем не менее, родители гнули линию необходимости высшего образования. И началось: психологический был отметён сразу же, так как туда надо было сдавать биологию, которую я не знала и удачно забыла, так как в нашей гимназии её учили лишь до восьмого класса; следом решительно отпали все факультеты, куда требовалось сдавать точные науки, так как без волшебной феи Шишкиной они мне были неподвластны. И остался роскошный выбор: истфак, журфак, иняз, филфак. Ну и пед, но совсем на всякий случай.