А дома уж как положено, сходил в баньку, а потом уж и обновки примерил. Выходил красавец, с какой стороны не глянь…. Обглядел себя Иван, руками обхлопал и остался вполне собой доволен. Потом снял обновки, выложил их на лавку и еще полюбовался, а затем собрал все, сложил в сундук и сам устроился сверху. Остались у него пряники, целый кулек…

– Эй, гулящая, – окликнул шалавистую бабенку Иван.

– Чего тебе, Ваня.

– Хочешь пряник.

– Понятное дело.

– Вот и ладно, приходи, как свечереет.

– Приду, только ты уж оставь мне пряник-то.

– Не боись, у меня их много, только ты уж приходи обязательно…

Вот так славно все у Ванюши и сладилось. Днем помылся, вечером Варьку-шалаву повалял, предварительно накормив ее пряниками, за что был любим еще раз, да еще и обстиран, и починен, от щедрой Варькиной души. Рассказал ей всю историю, посмеялся, сказал, что собирается во всем новом пойти прямо на барский двор, предупредить барыню…, но Варька отговорила…

– Ты, лучше, Ваня в чистом иди, ты и так хорош…

– А что ж не в новом, это ж барынин подарок, – удивился Иван.

– Подарок, это конечно, хорошо, вот только хвастаться им не след…, а ну кто завидовать начнет или сглазит, того хуже.

– О…, так я вроде как барыне приятное хотел сделать…, да и про Указ царский рассказать надо…

– А ты и сделаешь, – заверила Ивана Варька, – только не надевай нового, это я тебе точно говорю…

Поверил Иван Варьке, не потому что она умная была, а потому что было лень ему вникать во всякие бабские тонкие места. Оделся в чистое, пришел с поклоном, а потом и про Указ рассказал. За что милостиво, рукой барской, был похлопан по щеке и отпущен до дому…. Только вот еще что, отпустила Ольга Матвеевна Ивана со двора, а ручку белую, ту, что хлопала Ванюшу по щеке, прижала барыня к сердцу, там так сладко кололо, и в сердце, да и еще кое-где… Так был хорош Ванюша, так хорош. Хорош, стервец, да…. Так что, права оказалась шалава, предстань Иван перед барыней в рубахе красной, да штанах, да в сапогах со скрипом, а? Довел бы барыню до греха, как пить дать…

Впрочем, на Ивана и молодая барыня заглядывалась, хотя и имела при себе приказчика. А уж когда тот сбежал, так и вовсе…, закрывала глазки мечтательно, да и пряталась под одеяло с головой. А бывало, что звала к себе Варьку-шалаву, выспрашивала зачем-то подробности, собственной рукой чаек наливала, да сахарку белого подкладывала не скупясь, а напоследок, провожая с порога, приговаривала шепотом в самое Варькино ухо:

– Ты, Варенька, не отказывай ему, ежели, вдруг, попросит…

– Конечно, барыня, конечно…, с чего бы мне ему отказывать-то…

– И запоминай все подробно…, а потом мне рассказывай.

– Вот вам крест, ничего не утаю, – горячо обещала шалава, крестилась и опускала удивленный донельзя взгляд, себе под ноги.

– А еще, сделай, как я говорила…, будет ему очень приятно.

– Хорошо, барыня, обязательно.

– Это…, от меня вроде как ему подарок, но только Христа ради, не говори, что от меня.

– Ни-ни, барыня, я все-все запомнила, сделаю все прямо так, как и сказали…

Вот так и жил Иван Дурак, пока поздним вечером не пришли к нему батюшка Калистрат, Сучок, да еще один мужичек, Митяй Хромой, пришли для серьезного разговора. То есть, Митяй Хромой для такого разговора совсем не подходил, по чести говоря, он и два слова-то с трудом связывал, а если учесть еще и отсутствие зубов, то даже сказанные слова разобрать было невозможно. Так что пользы от него, точно, никакой не было, а с другой стороны, вреда ведь тоже не было, поэтому его никто и не прогонял. Культурно пришли, культурно постучали, даже подождали, пока Иван вылезет из своей конуры на свет Божий, и только после этого заговорили…