– Если бы. На карьере не искупаешься, обмелело все, а в Лесном хорошо, я там с Галькой в начале лета плавал. Помнишь Гальку? Чернявая такая, с косой до зада. Правда, дно – одна глина, скользишь как корова по льду. Валь, ты поедешь?
– А чего этот только воду хлещет? – неожиданно обратился Валя к допившему кока-колу Валентину.
Ребята вопросительно посмотрели на Валентина, потом на Валю.
– Ты меня с женой совсем не уважаешь, да? Пожрать на халяву сюда приехал?
Замерев с пустым стаканчиком у рта, Валентин оторопело уставился на жениха. Компания затихла.
– Я… Я…
– Чё ты якаешь? Ты, вообще, откуда взялся?
Глаза Валентина заметались по сторонам.
– Я с Рязани сам. Вот, к Алинке…
Никто не шелохнулся.
– Валь… – прервал молчание Леша.
– А ну.
Валя взял из рук Валентина стакан, плеснул до середины коньяка из оставленной бутылки и протянул обратно:
– Залпом. Живо.
Валентин беспомощно оглядел молчавшую компанию.
Саня, гоготнув, приобнял его худые плечи:
– Да расслабься, малой, это он так шутит. Валь, хорош уже, а?
Валя впился взглядом в опущенные глаза Валентина. Оттопырив мизинец, тот двумя пальцами держал пластиковый стаканчик с налитым почти до половины коньяком.
– Мне что-то… как-то… не очень, – бормотал он едва слышно.
– Или пей, или за шиворот. Давай.
Не поднимая головы, Валентин пролепетал что-то еще и, зажмурившись, опрокинул стакан. На секунду он замер, а затем прыснул фонтаном на землю. Валя громко расхохотался, его друзья озадаченно переглянулись.
– Молоток, вот это другое дело! Уважуха! Твоя деревня тобой гордится!
Хлопнув по спине кашляющего Валентина, Валя, усмехаясь, пошел прогуляться.
Возвращаться к столу не хотелось. Повсюду, куда ни падал взгляд, разливалась серая нищета. Пыльные столбы деревьев, щербатые, покрытые кирпичной оспиной пятиэтажки, шрамированные дороги, стучащие корыта машин, убогие сарайчики магазинов и покосившиеся облупленные заборчики – все это вдруг выросло из-под земли, встряло в глазу гигантской соринкой. Тут же вспомнилась родная окраина города, затуманенная промзона, но даже там не было такой оголенной чахлой убогости.
Свернув за угол, Валя хотел пройтись вглубь дворов, но его заметили из распахнутых окон кафе.
– А вон он! Слышь, ты куда? Жених, эу! Тебя все ждем!
Пришлось вернуться.
Самым желанным гостем оказался алкоголь. Определить, что пьют много, можно было по перебивающим друг друга истеричным голосам и крикливому смеху. Колонки распирала громкая балаганная музыка, трудолюбивые, как муравьи, официанты сновали между столиками, тамада пытался прикрепить микрофон обратно к стойке. В Валю водка больше не лезла, а кучка салата на его тарелке так и осталась нетронутой. Он повернулся к Алине. Та настолько сосредоточенно чистила мандарин, что, казалось, забыла, где находится.
– …За всеми вами успел соскучиться…
Микрофон зафонил, кто-то из гостей зажал уши.
Извинившись, тамада продолжил вести вечер:
– Тэк-с… Раз, два… Вот так. Что ж, пришло время поздравлять наших дорогих молодоженов. Помощницы… Ау, где мои помощницы?
Откуда-то сбоку появились Настя с Олей, на подносе они вынесли сделанный из коробки сундук. Поклонившись, девушки поспешили сбежать.
– До укрытия дошел, там царевич клад нашел, – торжественно декламировал с хрипотой тамада. – Это вам приданое, будете богатые!
Гости с любопытством потянули шеи посмотреть разрисованный картонный сундук.
– Итак, внести деньги в общак… ой, простите, пополнить казну приглашается неповторимая Ирина Павловна!
Грузно поднявшись в другом конце зала, бабушка медленно, как черепаха, поползла через столы к помосту с микрофоном. Гости стали торопливо подниматься, задвигать стулья, кое-кто с другого края, поглядывая на неумолимо, как танк, продвигающуюся старушку, торопливо доедал свою порцию.