Миллисандра не выдержала первая:
– А почему ты на меня так смотришь?
– Как ты себя чувствуешь?
– Кусок поперек горла встал. Если тебе жалко, так бы и сказала…
– Удивительно, как ты столько покушений пережила, раз суешь в рот все что видишь. – Принцесса помрачнела и отошла от подноса. – Ладно, не дуйся. Лучше скажи: что ты собираешься делать дальше?
Вместо ответа Миллисандра медленно обошла комнату, заглянула за ширму, покивала. Затем покрутилась перед волшебным зеркалом и в завершение плюхнулась на кровать.
– Поживу здесь. Пусть во дворце попереживают.
Я всегда гордилась выдержкой, да и нервы у меня были крепкие, а тут глаз задергался.
– Как долго?
– Какое-то время. Жалко, что ли? – Ее высочество так зыркнула, словно я зажала очередной пирожок.
– Да не особо. Башня-то не моя, – ответила я, с удовлетворением отмечая, как вытягивается лицо венценосной нахалки.
– Госпожа ведьма, не губите! – Я и проморгаться не успела, а Миллисандра уже бухнулась на колени.
– Во-первых, я – Элли.
– Госпожа ведьма Элли, – охотно исправилась страдалица.
– Во-вторых, для того чтобы сгубить, мне было бы достаточно бросить тебя на том пляже…
Миллисандра подумала и кивнула, признавая мою правоту.
– А в-третьих, мне плевать, что с тобой будет дальше.
Не дожидаясь ответа, я выпрыгнула в окно. Ступа была наготове и подхватила меня на лету.
Да чтобы я еще хоть раз связалась с принцессой! Разовая помощь – одно, а в вечные няньки или телохранители я не набивалась. И потом, какой от нее толк? Даже родового проклятия нету! При мысли о дипломной работе, для которой у меня до сих пор не было практического материала, мне стало совсем грустно. А печалиться лучше всего в правильной компании!
Приземлившись, я достала из сумки клубочек.
– Миленький, покажи мне дорогу к избушке Листика.
Домовые – народец хозяйственный, но прижимистый и некомпанейский. Годами могут носа из облюбованного жилища не высовывать. В Златолесье домовые не водились, в академии не прижились, так что мне приходилось довольствоваться теоретическими знаниями. Они-то в настоящий момент и подвергались серьезным сомнениям.
На полянке перед избушкой Листика шла коллективная засолка огурцов. Зелененькие, пупырчатые, упругие, точно прямо с грядки, они аккуратными горками лежали в кадках. Рядом стояли огромные бочки. В одной готовился рассол, из другой по пояс высунулась знакомая мне русалка и руководила процессом:
– Чеснока не жалей. И хрена. Хрена побольше. Асмодей Бультыхович остренькое обожает.
– Да будут мне тут всякие чешуйчатые указывать, как огурчики засаливать! – Листик бухнул в кадку пригоршню чеснока, а затем от души сыпанул перца.
– Апчхи! Р-р-ры на вас! – Лежащий возле бочки Захарий недовольно тряхнул мордой. – Путевое бы что приготовили. Расстегаи, там, или кулебяку.
– Сам ты бяка лохматая. Ничего в разносолах не понимаешь, – возмущенно дернула плечиком русалка.
– Будешь обзываться – к озеру на собственном хвосте поскачешь, – обиделся волкодлак.
– Не помешала? – громко поинтересовалась я.
Увидев меня, русалка чуть ли не выпрыгнула из бочки.
– Элли, пообещай, что это навсегда!
– Ты же сейчас не место своего пребывания имеешь в виду?
– Да при чем тут я! Речь об Асмо-оде-е-е… – певуче пояснила она.
Какой еще Асмодей? Я покосилась на Листика в ожидании пояснений.
– Ох, Эллюшка. Как ты? Не икается? Ушки не горят? – ехидно вопросил тот.
С ушами у меня был полный порядок, но слова Листика заставили насторожиться.
– Да р-раслабься, – раскатистый рык заменял волкодлаку смех. – Хор-рошо ты над нашим водяным поколдовала. Р-русалки тебя на р-руках носить готовы.