– Это что всё тоже?.. – спросила Лада, окидывая взглядом пространство.

– За кого вы меня принимаете? – отозвался Сули. – Я, знаете ли, и для души рисую.

Он быстро расставил на раскопанном Данилой журнальном столике посуду. Внезапно из-под хлама появился и продавленный диван.

– Извините, Данила, но вы же не собираетесь надраться бурбона?

Он развалился на диване и растянул губы в улыбке. Вообще-то, Данила был человеком интеллигентным, преподавал в университете и не имел привычки «надираться». Но продавать подделки ему тоже было неприлично, хотя именно с его подачи Сули этим некогда и занялся.

Познакомились они ещё во время студенчества. Сули тогда рисовал открытки и уменьшенные копии с картин, зарабатывая так на жизнь. Данила предложил в шутку развести какого-нибудь богача на пару тысяч долларов. Даже нашёл подходящего, воспользовавшись своим умением обаять. Думали, догадается, а дело странным образом выгорело. Не расстраивать же человека. С тех пор старались не злоупотреблять, конечно, но мало ли какие бывали случаи.

Сули ответил вместо Данилы, озвучив его мысли.

– Ну почему сразу «надраться», милая? Культурно откушать. Я же вам не алкоголик, чтобы в одиночку пить. А для Айвазовского, извините, нужна особая кондиция. Что рисовать-то будем?

Лада вздохнула. Она с опаской опустилась на диван и достала из сумки планшет, открыла фотографию. Сули притащил старое кресло и сел с другой стороны стола. Он внимательно изучил фотографию, что-то прикинул в уме и кивнул Даниле, чтобы наливал. Тот молча повиновался и первый бокал отдал Ладе. Она вздохнула снова и подцепила с тарелки кусочек сыра.

– Я, кажется, схожу с ума, – сказала самой себе и сделала первый глоток.

Наутро она проснулась на плече у Сули, придавленная к нему Данилой, а посреди комнатки уже стояла идеально написанная подделка Айвазовского.

2. О том, как Данила встретил Лёню (и ужаснулся)

Когда Данила зашёл в аудиторию, он первым делом увидел этого студентика: тощего, лохматого и походившего на невротика. Тот торчал посреди аудитории и, вероятно, что-то спрашивал. Данила его сразу узнал, он был из тех студентов, кого запомнишь, даже если не очень хочется: любителей задавать неуместные вопросы. Звали его Константином, и он теперь вытаращился на Данилу так же, как и все остальные. В аудитории установилась странная давящая тишина, будто он появился в неподобающем виде. Данила, впрочем, – ну это же Данила – был весь в бессовестно светлом и без галстука, будто не в аудиторию ввалился на чужую лекцию, а на пляже пришёл посидеть, разве что не хватало шляпы.

Он несколько удивлённо обозрел всех и остановил взгляд на преподавателе, который во всём этом наполненном воздухом пространстве не бросался в глаза и замечался только самым последним. Хотя он вроде бы и был нормального размера, всё же почему-то казался каким-то маленьким, точно какой-нибудь гоголевский Акакий Акакиевич. Выглядел несколько неуклюже: сутулый, бородатый, отросшие курчавые волосы были небрежно заправлены за уши и топорщились. Дать ему можно было лет тридцать пять, хотя пару из них явно списывались на бороду. Он тоже смотрел на Данилу, но даже не удивлённо, а как будто устало. Что он преподавал? Странно, но Данила не мог вспомнить ни этого, ни его имени, ни даже голоса, только лицо и было знакомым.

– Эм… Извините, – сказал он после нелепой паузы. – Я у вас тут посижу? Обещаю не мешаться.

Он улыбнулся и, конечно, не дожидаясь ответа, уселся на ближайшее ко входу место, заставив потесниться студентку, которая восприняла это с неприличным энтузиазмом и даже начала что-то щебетать подружкам с соседней парты, но Данила шикнул на неё, приложив палец к губам.