Но вместо себя я нахожу там дремлющую на солнце кошку черепахового окраса. Она безмятежно свернулась клубком, заснув прямо на книге о знаменитой кардиохирургше, которая в детстве ела грязь. Книга та мне не понравилась, но сейчас она словно старый друг.

Кошачьи усы подрагивают во сне. И лапы тоже, немножко. Кошке снится толстая мышка – как вкусно. На бледно-розовом ошейнике – девочка? – буквы по кругу. Я вижу лишь ИЮТ ДЛЯ ЖИВ. Ошейник гармонирует с розоватыми пятнами на почти полностью серой шерстке. Вывеска в окне призывает: ВЫБЕРИ МЕНЯ. Господи, что это со мной опять? Опять рыдания взахлеб прямо здесь, на тротуаре в Портленде, где у витрины книжного магазина я плачу как младенец, потому что кошка поднимает голову и раскрывает глаза, как будто хочет сказать: «Вайолет Пауэлл, где тебя черти носили?» И я внезапно сознаю, что я Сделаю Первым Делом.

Он стоял на стремянке, охваченный радостным чувством, и вбивал гвозди в раму, которую соорудил для идеального квадратного стекла, за бесценок добытого в «Мэрденс»[10]. Когда Фрэнк обнаружил его, то пришел в неописуемый восторг: то были распродажные остатки, закаленное стекло синего цвета, квадрат сорок пять на сорок пять. Если повезет, стекло с рамой встанет как влитое.

– Хорошо получается, Фрэнк, – похвалил Бейкер из-за прилавка, представлявшего собой приподнятую деревянную громадину, которую он за внушительные габариты называл Верхотурой. Чтобы расплатиться за книгу, покупателю надо было непременно поднять голову, а значит, оторваться от мобильника. А то и от собственных мыслей. Что всегда кстати.

– Скоро закончу, – отозвался Фрэнк, и Бейкер с энтузиазмом показал ему большой палец.

Звякнул колокольчик.

Фрэнк привычно повернулся глянуть, кто там, – и, о боже, на пороге она. Молодые именовали ее «дамой из книжного клуба», что создавало какой-то унылый образ, но нет, сэр, унылой она точно не была, а наоборот – живой, кругленькой и бесконечно милой. Взгляд ее обежал зал, наткнулся на стремянку, скользнул вверх и остановился на нем.

После неуклюжего приветствия в прошлый раз – а ведь он отрабатывал его неделями – Фрэнк запланировал менее рискованный зачин, и вот он, шанс. Дружески помахать рукой, только и всего. Непринужденный и располагающий к себе жест. Он поднял руку, слишком поздно сообразив, что сжимает в ней молоток, а в губах у него зажато несколько гвоздей – ровно столько, сколько понадобится минут на десять работы.

– Бойню планируете, мистер Дейгл? – поинтересовалась дама из книжного клуба.

Он опустил молоток, лицо пошло красными пятнами.

– Ага, но скромную. – Гвозди звякающим водопадом посыпались на пол, ударяясь о прислоненное к стене синее стекло.

– А. Буду знать. – Она уставилась на гвозди. – Вы продолжайте.

От улыбки у глаз разбежались морщинки, и Фрэнк окончательно размяк. Он смотрел, как она идет к прилавку, и ее пепельные волосы вихрятся при каждом шаге, точно облачко золы.

Какого черта лыбится этот Бейкер? Сгорая со стыда, Фрэнк отвел взгляд, но тут же наткнулся на ухмылку Марни, заменявшей полку с «Зимнем чтением» на полку с «Летним чтением» – набор книжек о любви в комплекте с пособиями по садоводству и ремонту. Да они все тут скалятся – и Джейк из своей компьютерной каморки, и Робин из отдела букинистики, где она наводила порядок на полках.

Он спустился, подобрал гвозди, снова влез на стремянку и закончил с рамой, пока дама из книжного клуба – которая откуда-то знала, как его зовут, – обсуждала с Бейкером книгу, «сработавшую» лучше, чем она ожидала. Что это значит? Книга тебе либо нравится, либо не нравится. Она принялась изучать полки неподалеку от Фрэнка, и он снова ощутил волнение, потом задержалась у стола с новинками беллетристики. Не балерина, конечно, но двигается грациозно, а сережки у нее так и мерцают. А этот вздох – такой легкий и необыкновенно женственный.