— К шести привезу, куда скажешь, клянусь. А пока — считай, похищение!
Он был похож сейчас на отмороженного шпанюку, и у Маринки вдруг щёлкнуло. Вжалась в сиденье и испуганно затихла. Это он, точно!
За железнодорожным переездом, уже на выезде из города, глянул на неё слегка виновато:
— Ну ладно, не злись, не съем я тебя. Но ты же сама говорила, что до шести свободна, и я уже всё распланировал. Не люблю, когда обламывают, знаешь ли.
Маринка обхватила себя руками.
— Я тебя узнала. Мы тогда с подружкой из школы шли, и резко дождь с градом ливанул. И какой-то добрый парень на машине предложил довезти нас до дома. А в итоге, почти час катал по всему городу и не отпускал! Не знаешь, случайно, кто это был?
Данила кинул на неё недоверчивый взгляд.
— Серьёзно? А я тебя вообще не узнал, прикинь. Да и когда это было — ещё до армии.
— Можно подумать, это что-то меняет! Ты как был отмороженный, так и остался!
— Ой, да ладно тебе, подумаешь. Во-первых, ни хрена бы с вами не случилось, просто похулиганил. А во-вторых, урок вам — нехрен в незнакомые тачки подсаживаться, ясно?
Маринка сжалась.
— Ещё час назад мне казалось, что ты нормальный. Со странностями, конечно, но в целом... А сейчас я тебя тупо боюсь. Поэтому отвези меня, пожалуйста, домой. Как человека прошу.
Данила сбавил скорость, а потом и вовсе остановился. Долго молчал, покусывая губу и играя скулами.
— Марин, это было давно, по малолетке ещё. Тогда, бывало, с пацанами всю ночь на куражах отжигали, но только по хулиганке, без жести. А теперь вообще всё изменилось. Я завязал, клянусь. — Смотрел в лобовое, тиская в руках руль, но при этом говорил так просто и искренне, что Маринке казалось, будто они с ним глядятся глаза в глаза. — Если ты настаиваешь, я, конечно, отвезу тебя домой. Но мне хотелось бы показать тебе одно место. Не знаю нафига. Но там классно, правда.
Маринка вздохнула. Ну вот что она делает? Зачем?!
— Ну поехали тогда, чего стоим?
Данила разулыбался, а Маринка отвернулась к окну. Побитый, конечно, но не чудище вовсе.
Приехали на какую-то заброшку за дачными массивами. Она стояла сильно на отшибе, да ещё и посреди высокого заросшего подлеском склона.
— Это старая насосная, когда-то воду на дачу качала, а сейчас бесхозная, — заводя Маринку в таинственный полумрак здания, рассказывал Данила. — Здесь осторожнее. Руку давай...
Пока не забрались на крышу, он так и не выпустил её ладонь. А потом сделал это с такой неохотой, что Маринке стало неловко. Обхватила себя руками, опасливо глянула вниз.
— Ну и что здесь может нравиться?
— Не туда смотришь. Вперёд смотри.
Она подняла глаза и восхищённо замерла: перед ними лежало небо. Далеко внизу блестела вилючая синяя лента Волги, зелёным кучерявым ковром подстилался к ней лес. И такой простор вокруг!
— Классно, да? — ободренный её реакцией, затарахтел Данила. — А знаешь, какой тут закат! Солнце прямо под землю опускается, ты такого больше нигде не увидишь! Кстати, всего через пару часов уже...
— Нет, Дань. Мне надо домой. Я и так отхватила за прошлую пятницу.
— Понял, — вдохнул он. — Ты тогда побудь здесь, а я сейчас, ладно?
Ушёл, через некоторое время появился внизу. Осмотрел покорёженные ворота на въезде и забор из ржавой арматуры. Попинал какую-то огромную трубу, заглянул в какой-то люк, под железной крышкой. Потом скрылся в здании и из него время от времени доносились то скрип, то грохот. Потом вернулся и встал рядом, плечом к плечу.
— Ну что, поехали? Иначе к шести не успеем.
А уезжать-то и не хотелось! Стояла, чувствуя касание его жаркого плеча, и где-то в животе ворочалась непонятная нега. Данила после своего кросса по объекту дышал часто и шумно, от него пышило жаром и энергией, прямо как от Кира после танцев. Только от Кира всегда пахло парфюмом, а от Данилы несло свежим по́том и немного ржавчиной. Непривычный, терпкий запах, но, как ни странно, не противный. Улыбнулась.