Подойдя к нужной полке, Мартин вздохнул. Протянув лекарство и заплатив, он с тяжелой головной болью пошел обратно. Улыбчивый старикашка принял деньги, и они немного поговорили о нем и о его отце. Аптекарь много спрашивал о том, как часто он ходит и навещает отца. И Мартин сказал, что часто.

Но в душе понимал, что не пойдет туда, на кладбище – слишком он боится ходить туда. Смотреть на конец жизни людей. Они лежат у всех на виду, в городе. Мартин не хотел бы, чтобы он после своей смерти лежал бы так же, на оголенной земле, ничем не прикрывшись, и каждый знал бы о том, что было в его жизни. Смерть – это личное. А лежать среди других он не хотел, он очень любил одиночество и слишком ценил ту малость свободы, которая у него была.

На душе было тяжело после разговора с аптекарем. Мужчина сказал, что скоро уйдет на пенсию, но все равно было жалко, что он его больше не увидит. Все меньше и меньше людей присутствовало в его жизни, которые еще помнили его другого. Не такого, какой он сейчас. Угрюмого, серого и печального, но изо всех сил старающегося хвататься за эту жизнь. Мартин понимал, что эта новость вряд ли будет радовать его когда-нибудь. Это был человек пылкого нрава, но все же хороший собеседник, каких мало осталось. Вообще, люди разучились говорить. Говорить по-настоящему, открывая души друг другу, все под какими-то замками, все так расплывчато, что даже проживи ты с человеком лет пятнадцать, порой удивляешься некоторым его вещам и привычкам.

Мартин вышел из аптеки. Снег уже перестал валить, и Мартин решил пройтись по длинной улице, и, завернув за угол, он пробирался через барахло людей, что жили тут. Детские коляски, санки, старые вещи. Даже кресла стояли, присыпанные снегом. Портились, гнили. Мартину стало неприятно. Он всю свою тридцатипятилетнюю жизнь не мог вынести, когда вещи вот так просто стоят, покинутые всеми. Он считал, что порой с вещами связано больше воспоминаний, чем с людьми, и просто нечестно вот так обращаться с предметом, случившим тебе надежно и не предавшим тебя. Снег отражался в его глазах, как и в глазах редких прохожих, с которыми он пересекался. Все это были люди без души, без энергии, не было в этом городе того, кто бы мог спокойно сказать ему, что жизнь – это прекрасно. Все до одного, кого он встречал, когда переехал сюда в конце своего двадцатилетнего отрезка жизни, – это люди с пустыми глазами и душами и полными карманами денег, которые только и говорят о счетах, кредитах и беготне. При этом каждый норовит урвать побольше денег, не понимая, что счастье не в них. Конечно, лучше умереть в мягкой кроватке в дорогом отеле, чем в квартире на чердаке. Но гулять вот так по холодным улицам лучше с кем-то, чем одному. Он бродил и бродил еще немного времени.

Очнулся он только на мосту, когда, смотря в мутную воду, вспоминал своего друга, покончившего жизнь самоубийством той зимой и покоившегося на том же кладбище, что и отец. Он прыгнул в ледяную воду, и никто не мог понять, почему он так сделал. Ведь вроде бы у него была жизнь «по канону»: жена, дети, отличная работа и друзья. Но чего-то ему не хватало. А вот чего, Мартин даже спустя год не смог понять.

Одиночество очутилось с ним в тот же миг. Оно всегда приходило вовремя по своему канону. И всегда было хозяйкой твоей жизни. Оно нежно взяло его за руку. Но Мартин решил, что сегодня он точно не будет вспоминать о грусти и о похоронах. Он пойдет в свое любимое кафе и будет сидеть там. Хозяин его хорошо знает и не будет против. Но кое-что Мартину пришло в голову. Он оглянулся еще раз на мутную воду и посмотрел на город, на высокие здания небоскребов, на машины, что не переставали ехать, на людей – и увидел себя как бы со стороны. Неужели он так же ходит, сгорбившись всем телом вперед? Неужели он так же, как и все, просто живет, пропуская жизнь сквозь пальцы? Однако эти мысли никуда не привели, и он пошел дальше. Вернувшись к своим размышлениям о самоубийстве.