– Ух ты! Ух ты! Ух ты – прыгала Катя, вцепившись для опоры в шею Ростика. – Как это ты вернулся?! А я письмо твое недавно получила, думала – убили уже тебя…

– Да нет… чаю-то нальешь?

– Конечно! Как твои дела? Рассказывай…

– Дела как дела. Чего рассказывать? Вот, чуть было не уехал в Лондон. Друг организовал группу, я им написал пару песен, одна пробилась в местные чарты. Я еще сочинил – заняться-то все равно нечем было. Из Универа меня все-таки выперли. От армии откосил… Ну вот, значит, продюсер организовал гастроли в лондонских клубах. Арик позвал меня басистом – песни же мои. Я почти согласился. Думал, конечно, ну ее эту группу, слиняю в Лондоне, буду посуду мыть, фуры разгружать, скамейки красить, только вон с этой Земли Обетованной…

– Так почему ты не в Лондоне?

– Не сложилось. Там что-то перенеслось, а мне уже ждать не хотелось… Честно говоря, я ехал сюда умирать.

– А?

– Бе. Ну почти. В общем, жизнь свою я считаю завершенной.

– Ясно. А что делать будешь?

– Пока, наверное, ничего, а чуть погодя пойду работу искать.

Дальше я рассказал ей самое забавное. Москва меня встретила человеческим жертвоприношением:

– Я приехал и сразу отправился к друзьям, которые согласились меня на недельку вписать, пока квартиру не найду. Серегу помнишь? Вот к ним. А там все как надо: водка, коньяк, черемша и болгарский перец, бутерброды с колбасой, в общем тоска по родине была утолена моментально. Значит, сидим мы на кухне, и я половину не понимаю из того, что происходит. Разговоры ловлю с усилием, отвечаю невпопад, короче, чувствую, что скоро напьюсь. А сам думаю: зачем я здесь? Я же с ними поссорился, когда уезжал. Серега по-прежнему волосы сальной тесемкой завязывает и смеется как блюющая кошка. И тут один из гостей (так и не запомнил его имени, в первый раз видел) встал (извини, что сбивчиво рассказываю, там за полчаса до этого разговор крутился вокруг каких-то его неприятностей) и сказал (а, пока не забыл – я как раз в этот момент рассказывал прикол про израильскую музыку. Что-то из 80-х, по радио слышал: песня муторная, длинная, ни хрена не понять, называется – «Мужчина исчезает с балкона») – «Пойду выйду». Все ему кивнули. А я так даже рукой махнул, хотя и не знал даже. А потом снизу крик раздался. Мы выглянули в окно – ничего не видно. А когда в комнату зашли, только тут до нас дошло, что он совсем вышел

– Как?

– Через окно. Ушел в комнату и там выпрыгнул в окно.

– Не понимаю…

Да где уж… Я мог бы просто сказать, что вот парень с крупными неприятностями сиганул с 12-го этажа, а мы даже и не заметили. И записки не оставил. Но дело-то не в этом! А в том, что я приехал – и человек умер. То есть, как бы люди в Москве подвинулись и местечко мне освободили. Так что я передумал завершать свой жизненный круг – глядишь, еще что-то и выйдет…

Ведро с грязной пенистой водицей, осторожно переступая, приближалось к краю стола. Стол качнулся еще раз, ведро угрожающе накренилось, окончательно решив перейти на новый маршрут, но Люся резко изогнулась, едва не потеряв равновесие, схватила его за тонкую ручку и переставила на подоконник. Строители из дома напротив засвистели и зааплодировали. Люся поправила купальник и стала дальше протирать окна.

– Девушка, помощь нужна?

– Девушка, огоньку не подбросите?

– Ребят, махнемся: я вам спички, вы мне – сигареты.

Прохожие удивленно поднимали головы. Хозяева на кухне захлопнули форточку.

– Девушка, а мы вам сейчас трос перекинем! – Люся засмеялась, покачала головой и пошла менять воду в ведре.

Потом она сидела на кровати, завернувшись в одеяло, и смотрела сквозь чистые стекла на серое небо, стуча зубами в такт грохоту проезжавших под окном автомобилей.