Не знаю, сколько мы так просидели. Но лишь когда моя футболка промокла насквозь, а я умудрился укротить фиолетовые локоны, и заплести их в толстую красивую косу, Регина все-таки успокоилась.

– Что ты там сделал? – удивилась она, ощупывая голову.

– Будет у тебя новая прическа. – протянул я ей чашку с кофе и сигареты.

– Спасибо, милый.

Я снял футболку и повесил ее на ручку двери. Может, немного подсохнет, а то скоро, чувствую, моей подружке опять предстоит вытирать слезы. Когда я уже научусь носовые платки с собой носить?

Сев рядом с Региной, я тоже налил себе кофе. Лиса удивилась – она знает, что я больше всего люблю молоко, а на бодрящий напиток обычно даже не смотрю. Но сейчас почему-то захотелось. После таких горьких страниц нужно, чтобы и на языке стало горько. Для полной гармонии, так сказать.

– Почему как только человек окажется на вершине счастья, нужно сразу же скинуть его с этого пика в самый низ? – спросила Регина. – Что за адские качели, усмешка, издевательство…

– Если бы я знал. Если бы я знал, как этого избежать, мы бы сейчас тут с тобой не сидели.

Я мысленно вернулся на несколько лет назад, в то самое прекрасное утро. Первое утро, когда мы проснулись вместе. Я тогда открыл глаза пораньше и долго любовался любимой женщиной, которая за ночь умудрилась заползти в мою пижаму и сейчас спала, распластавшись на мне. И кажется, моя тушка стала для нее самым удобным ложем, несмотря на наличие очень даже комфортного ортопедического матраса под нами.

Как счастливы мы были в то утро! Я едва не растаял, пока смотрел на нее, спящую. И она, я это помню, буквально светилась от переполнявшей ее нежности, от любви. Нам тогда казалось, что у нас впереди множество таких прекрасных пробуждений. Когда мы, как Парис с Лилией, словно остаемся одни на свете и нет никого и ничего, кроме нас.

А уже через пару часов тоже все изменилось и наше счастье пошло трещинами, рассыпалось мелкими осколками. Да, все точно так же. За одним исключением: лиса, слава всему, осталась жива, хотя едва не погибла от той боли, которая разрывала нас обоих. Спасибо Саше за то, что она ее вытащила. А вот свой чертов сильный организм, который не дал мне замертво упасть на месте, я благодарить не стану.

Да, впоследствии, когда первая, самая сильная волна боли улеглась и мы с Региной снова смогли смотреть друг на друга, было много совместных пробуждений. Но уже не таких радостных, светлых и счастливых, как в то, самое первое, утро.

Просыпаясь, я по-прежнему обнаруживал, что любимая спит на мне. Все-таки нас и во сне тянет друг к другу, а прошлое над царством Морфея власти не имеет. Но вступает в свои права, едва мы открываем глаза. Иногда проявляет милосердие и чуть запаздывает, однако никогда не оставляет нас в покое.

Теперь, просыпаясь, Регина снова дарит мне улыбку. Но та быстро тает, как таял я от умиления, рассматривая ее спящую. В глазах любимой женщины снова появляется уже ставшая привычной нотка грусти, а я начинаю ненавидеть себя еще больше, чем обычно. Что угодно бы отдал, лишь бы ей не пришлось снова и снова вспоминать ту боль, да вообще чтобы ей не пришлось это переживать.

Когда мы стали близки, совместные пробуждения тоже слегка трансформировались. Наверное, лиса права: в постели у нас действительно все хорошо, поэтому и просыпаться не горько. Если, конечно, она не выгоняет меня сразу посреди ночи после того, как все закончится. Тогда утром Регина не такая печальная, часто даже ласковая, нежная. Каждый раз она буквально душит меня поцелуями, стараясь надышаться мной, как и я ею. Потому что знаю: очень скоро она в очередной раз пошлет меня к черту и наша идиллия рассыпется осколками точно так же, как тогда рассыпалось наше счастье.