– С описанием самих объектов ты угадала. – поцеловал я ее вновь оголившееся плечо. – Но ничего неприличного в их истории нет.
И снова коснулся губами кожи, отметив пробежавшие по ней мурашки. Будь моя воля, я бы не отставал от этого округлого плечика!
– Если не успокоишься, сейчас тут неприличное начнется. – пообещала лиса. – Опять.
– Нашла чем испугать. – обнял я ее. – Как же я тебя люблю.
– Как же я хотела бы, чтобы ничто не мешало тебе меня любить. А мне тебя.
– Думаю, Саша нам потому и дала архив Даниила и Дании. Чтобы ты увидела, что любви ничто не может помешать. Даже время.
– Так это их архивы? – распахнула глазищи красотка.
– Ага. И я предлагаю начать с Дана. Смотри, какой он смешной был в детстве.
Я как раз нашел фотографию Даниила в возрасте, самое большее, лет двух. Александра говорила, что экс-Хронос не слишком любил фотографироваться, и потому его снимков, начиная с более-менее осознанного возраста, было немного. Он или убегал, завидев камеру, или позднее умудрялся не отображаться на фото, каким-то непонятным образом влияя то ли на пленку, то ли на оборудование.
Детских его фотографий не было и вовсе – пара-тройка кадров не в счет. Но после того как Дан и Вэл рассказывали свою историю в Лабиринте времени5, где воспоминания, благодаря необычному пространству, представали в качестве киноленты, бабуля смогла значительно пополнить фотоальбом, переводя увиденное в физический формат. А еще она поступила так и с собственными воспоминаниями о праотце.
Но фото, которое я сейчас держал в руке, относилось к тем редким кадрам, которые были сделаны при жизни экс-Хроноса, а не изъяты впоследствии из памяти. И те, кто знали взрослого Дана, сразу же признавали его в этом очаровательном мальчонке. Хитрые глазки, улыбка, будто паренек что-то задумал, непослушный ежик густых темных волос – таким он остался даже спустя тысячелетия. Я не знал всеотца лично, но и мне очевидно, что до последних дней сохранялась в нем та милая и детская непосредственность. Всегда он оставался тем забавным мальчуганом, невзирая на весьма солидный возраст.
– Если бы ты не сказал, что это Даниил и я бы не знала, что он уже относительно давно почил… Решила бы, что это близкий родственник биологического отца Оникса-младшего. – вдруг сообщила Регинка, с интересом рассматривая фото.
Тут уже и я присмотрелся. Мать не может ошибаться, она своего ребенка всяким видела. И ведь действительно – у малыша периодически и выражение мордахи такое же хитрое, и глазки лукавые, но раньше я считал, что это у него в мамочку. Однако паренек, являясь полной ее копией, все же действительно чем-то был похож на Дана. Какое-то сходство, которое трудно объяснить, но невозможно отрицать.
– Слушай, и правда. – кивнул я удивленно. – Есть что-то такое… А Саша так и не рассказала, чей материал использовала?
– Нет. – отрицательно покачала головой лиса. – Да я и не хочу знать. Даже нелюбопытно, как он выглядит, какой он. Главное – его отличное здоровье, остальное мне вообще неинтересно. А тебе?
– А я тебе уже говорил: это мой сын. Поэтому больше не хочу слышать слово «отец» в отношении Оникса и кого-то другого. Донор – да. А отец только я, понятно?
– Ты становишься все более ревнивым, милый. – улыбнулась красотка.
– Тебя это пугает?
– Пока мне это нравится. Если что-то вызовет дискомфорт, я тебе скажу. Просто мне интересно, где этот Отелло раньше в тебе прятался?
– Я постараюсь, чтобы моя ревность и дальше вызывала у тебя только положительные эмоции. А раньше… Я не имел права тебя ревновать, требовать, чтобы ты отказывала себе в своих желаниях, ведь не мог дать достойную альтернативу. И тогда, и теперь, мне важно, чтобы тебе было хорошо.