Но я упорно, снова и снова, подводя Стрелку к телеге, карабкалась на неё и, таким образом, назло всем к концу лета ездила верхом нисколько не хуже деревенских мальчишек и даже заслужила их уважение.

В то первое утро я, конечно, сразу же направилась к Стрелке. Она была в стойле – и вдруг, увидев меня, тоненько заржала и закивала головой, пофыркивая нежными ноздрями – она узнала меня.

Я дала ей сахар и поцеловала в верхнюю губу:

– Милая, милая моя Стрелочка, – приговаривала я, похлопывая её по тёплому крупу.

Подошёл Веня, по-взрослому поздоровался со мной за руку и сказал слова, которых я ждала целый год:

– Хочешь прокатиться? Если не разучилась, возьму тебя в ночное!

Боже мой! Как я ждала слова «ночное»!

Веня вывел Стрелку. За подогнутую в колене ногу он легко закинул меня на неё, на такую желанную, долгожданную, так восхитительно пахнущую лошадиным потом, мягкую спину.

Я взяла в руки поводья так, как учил меня Веня, шевельнув ими и ударив в бока ногами, пустила её рысью, потом галопом, стараясь держать спину прямо и не боясь перехода с аллюров и вольтов (поворотов). Перед домом была довольно большая площадка с колодцем-журавлём по середине, и я кружила по ней, стараясь не «ударить лицом в грязь». Веня внимательно следил за моими «пассами» и очень серьёзно сказал:

– Молодец! Поедешь завтра в ночное.

Сердце моё зашлось от радости.

– Вень, а ты как же? – спросила я.

– На Финке, конечно. Ей уже четвёртый год. Вот тебя ждал. Ленка (сестра) – трусиха, а ты храбрая!

Мне не хотелось слезать со Стрелки, но Вене надо было на ней отвозить мешки на мельницу, которую держал отец.

Тем временем детишки, позавтракав, высыпали на улицу. У них были дела на огороде, и я пошла с ними на прополку. До обеда мы дважды выкупались в озере и сделали работу, порученную нам.

Прекрасный июльский день клонился к вечеру. Из дневного выпаса пришили две их коровы, и девочки захлопотали около матери, помогая ей в дойке.

Я же ждала Веню и думала: «Возьмёт в ночное, или пошутил?» – в этот вечер Веня сам уехал на Стрелке, а днём ускакал на Финке и где-то долго гонял её.

Ночью мне не спалось: я тревожно и сладостно представляла, как в первый раз я поеду с мальчишками в ночное. Под утро, заснув, увидела себя на Финке, которая страшно взмётывалась на дыбы, делая «свечку» и падая. В страхе проснулась.

Утром Веня сказал:

– Сегодня беру тебя в ночное!

У меня что-то задрожало внутри. Так я и бродила по двору – ничего не видя, ничего не делая – в ожидании вечера.

Вечером усталые мужики возвращаются с полевых работ. Их не менее усталые лошади ждут, когда их погонят в ночное. Ведь кроме тяжёлой работы в жаркий день их ужасно беспокоит всякая гнусь: оводы, мухи, слепни. А в ночном они отдыхают, вольготно едят сочную траву и даже немного спят.

Я жду! Приближается желанный миг. Стрелка напоена и стоит, задумчиво опустив голову. Я надеваю на неё недоуздок и жду, когда можно будет сесть верхом.

Веня выводит из стойла Финку. Она «танцует», изящно перебирая ногами.

– Ну, не балуй тут у меня! – строго и по-мужски прикрикивает на неё мальчик.

А она шалит, пытаясь ухватить его зубами, и пронзительно ржёт молодым задорным ржанием. Я боюсь за Веню: «Как он поедет на Финке? Ведь она, как и я, впервые едет на праздник лошадиной ночи…»

Финка крутится. Веня, изловчившись, кидается животом на её спину, с некоторым усилием садится верхом и как-то сразу укрощает её. Мне подаётся сигнал – и я уже сижу на тёплой, надёжной, мягкой спине своей любимицы.

Поджидаем других мальчишек, едущих в ночное.

Первым появляется рыжий Ванька на такой же рыжей знакомой, Рыжухе. Он болтает ногами и руками, стараясь пустить её в галоп, но она, не обращая на него внимания, «плетётся рысью как-нибудь».