Это была её старая и неутихающая боль. Примерно через год после рождения Егора, у неё родилась девочка, но их с мужем счастье длилось недолго; серьёзный врождённый порок не оставил ребёнку шансов, а последующие послеродовые осложнения у самой Нины Сергеевны, лишили её возможности в дальнейшем родить ещё. Егор был тогда слишком мал, чтобы помнить что-либо, а позже родители решили никогда ему об этом не рассказывать. Поэтому Егор даже не знал, что у него, пусть и недолго, была младшая сестра. Нина Сергеевна с мужем тогда даже обсуждали идею взять ребёнка из отказников, но как раз в это время в стране начался период хаоса; Павел Михайлович дневал и ночевал на работе, с зарплатой творилось непонятно что, надежда получить от государства квартиру бо́льшей площади тогда рухнула, и они от идеи удочерения отказались. Ну а потом Егор уже так сильно вырос, что вряд ли смог бы принять маленького нового члена семьи.

«Да, – подумал Егор, – искоса поглядывая на похоже, что уже засыпающую Таню, – с «тёмным водопадом кудрей» я, похоже, погорячился; ничего на самом деле тёмного тут не наблюдается, да и самих «кудрей» особо что и нет». Волосы у Тани были красивыми; их блестящая волна доходила ей до лопаток, но были они тёмно-русыми и скорее прямыми, лишь слегка, буквально на пол витка, закручиваясь в спираль. А вот с глазами он угадал; они и вправду были серыми, и сейчас девочка изо всех сил тёрла их кулачками, чтобы не заснуть. Слегка опущенные книзу края глаз придавали её лицу слегка грустное выражение, даже когда она улыбалась. Немного уравновешивали эту её постоянную печаль прямые длинные брови; расположенные практически горизонтально, они стремились в одну линию, а тонкие губы, убирали ненужную детскость с немного кукольного лица.

– Таня, я вижу, что ты уже засыпаешь, – вернула всех к реальности Нина Сергеевна (эмоции эмоциями, но вопрос надо было решать и как можно скорее), – но пойми и нас. Буквально пара вопросов: где ты живёшь, есть ли у тебя дома телефон, и можно ли позвонить кому-то из твоих родственников, чтобы сообщить им, что с тобой всё в порядке. Знаешь, если бы Егор не пришёл домой ночевать, я бы очень сильно волновалась, и, пожалуй, даже обратилась бы в милицию.

– Пожалуйста, не надо в милицию, – сказала Таня, резко выпрямляясь; сон словно бы моментально слетел с неё, – Будет только хуже.

– Кому будет хуже? – удивилась Наталья Сергеевна, – тебе? Но почему?

– Папу опять заберут, и когда он вернётся, то долго будет очень злой. А мама болеет. Если она снова попадёт в больницу, меня могут забрать в детский дом. А я не хочу там жить.

– Ты была в детском доме? – почему-то с замиранием сердца спросила Нина Сергеевна. Занимаясь социальными вопросами в Администрации города, она отлично представляла себе, какой ад ожидает домашнюю девочку, попади она в детский дом. А о криминальной стороне, творящегося там, её муж ей рассказывал вполне достаточно, чтобы всё это ясно понимать.

– Нет, не была, – ответила Таня, и Нина Сергеевна с облегчением выдохнула. – Меня хотели туда отправить однажды, когда мама болела, но я убежала.

– И где же ты жила тогда, и где был твой отец?

– Жила в больнице; меня не выгоняли, потому что я помогала, – пояснила Таня, – а папу тогда посадили на 15 суток в тюрьму.

– Неужели у тебя больше нет никаких родственников, которые могли бы тебя забрать к себе? – решил уточнить ситуацию Павел Михайлович, который также слишком даже хорошо представлял себе обстановку в детских домах, и, щадя чувства своей жены, просто не рассказывал ей всего, что было ему известно. К сожалению, в милиции, мало что могли сделать в этой ситуации в принципе. Разве что вмешаться в какие-то уж совсем вопиющие случаи, да и то лишь постфактум. Но зная свою жену, он опасался, что она непременно ввяжется в эту безнадёжную битву «против всего плохого».