– Зачем вам журналист?

– Это не тот вопрос, ради которого стоило ехать в направлении, противоположном стратегическому.

– Хорошо. Вы уважаемый человек. Я задам другой. Что вы хотите за журналиста?

Что ж. Миронов похвалил себя. Расслабляться еще рано, но похвалить себя можно. Когда Андреич решился встречаться с Ютовым и уговорил Кошкина обойтись пока без доклада начальству, он не был уверен, что Большой Ингуш сам не разыщет предмет предполагаемого бартера – связи Ингуша в Москве велики, в спецслужбах есть свои люди, и если журналист Кеглер возник, вопреки уверениям Балашова, не по воле случая, а по замыслу, то, может статься, незачем генералу торговаться с Андреичем. Потому следовало узнать цену Кеглера, прежде чем выставлять его на продажу. И с этой задачей он, кажется, справился.

Миронов выпил водки, задержал рюмочку у рта и изучил ее дно так тщательно, словно там утонула муха. Он подозвал официантку и попросил принести графин.

– Теперь семга пойдет, – доверительно сообщил он Ютову и заказал бутерброды.

– Мы не отдаем вам Кеглера. Мы ищем его и находим. И разбираемся. Вместе. Ради нашего последнего союза. Мне надо пережить лихолетье нынешней смуты и победить. Перенести по ветру семя. Это обоснование союза с Большим Ингушом…

Ютов старательно нащупывал в потемках слов ниточку мысли и не перебивал полковника. Он уже сам налил водку из простого графина.

– …Ребята Назари… У них нет союзников навек. Ты – не союзник. Кавказ закончился, как и должен был закончиться – коротким бикфордовым шнуром к большой бомбе. Так? Ты хотел быть обезьяной, с горы смотрящей за битвой льва и носорога? Ждал часа силы? Ты ошибся. Гора, на которой ты сидел, оказалась мамонтом. Время твоего таланта, Руслан, вызрело раньше срока. Теперь ты встал меж величин, а те несутся навстречу друг другу с жуткой марксистской силой. Твое положение хуже моего, – Миронов вдруг задержался в летящей речи и хитро прищурился, – но я предлагаю взаимовыгодный выход. Вместе искать наших скелетов в наших шкафах. Ты – взрывников, мы – журналиста.

Теперь пришла очередь улыбнуться Большому Ингушу. «Ну вот, приехали. Какой-то российский отставной полковник предлагает отдать ему за какого-то паршивого журналиста партнерство с Зией Ханом Назари! Еще месяц назад после такого бартера уважаемый полковник Миронов взлетел бы на воздух, ягодицами кверху. Но теперь, после чертовых событий в Нью-Йорке, он прав, и это понял, увы, не только сам Ютов, но и Соколяк, и даже Рустам. Изменилась Небесная Астролябия. Может быть, единственным спасительным телом, за которым можно еще укрыться от несущихся друг на друга звезд, станет временный союзник по одиночеству, сокамерник по прошлому. Мелок союзник? Может быть. Но тем и велик Большой Ингуш, что умеет малое использовать в борьбе больших!» Большой Ингуш оглянулся и громко, как он уже давно не говорил буфетчицам, потребовал виски. Потом обратился к собеседнику:

– Я сегодня отвечу откровенностью на вашу прямоту, полковник Миронов. Вы проницательно правы. Я сторонник постоянного вращения, вы – слуга временного равновесия. Что вы предложите мне? Мне, Руслану Ютову, совершающему выборы в несегодняшней целесообразности? Что за вами? Государство без идеи, без власти, без сока силы? Государство, которое существует лишь потому, что еще не исчерпан бандитский общак? Единственное живое, что пока питает вас, вашу расу – это мы. Жизнь чужда морали, жизнь и есть мораль. Это знаете и вы. На что вы рассчитываете? На Америку? На Европу? Полковник, увы, вы предлагаете мне свадьбу и с чахлой, и с занудной невестой. Она не поможет мне достойно дойти до преклонных лет. Или я не прав? – Ютов произносил эти слова опять негромко, с достоинством отдаваясь словам. Он нравился себе в речи. Жаль, что она умрет, отцветет вместе с ее единственным слушателем.