– автор книги «Зогар» в своем труде своей коснулся лишь намеком, и которые своими корнями уходили в такие тайны, каких ухо человеческое не слыхало вовеки.

Когда перед рабби Хаимом разверзлась эта бездонная глубина, еще больше напугавшая его, поскольку первое впечатление от рабби Ицхака было еще свежо в нем, почва стала уходить у него из-под ног, и душа его едва не покинула свою физическую оболочку. Вместо складского помещения и тюков с товаром он увидел гору Синай, распростершееся над ней облако и Б-жественный свет.

Придя в себя, он, однако, продолжил испытывать рабби Ицхака, задав ему новый вопрос.

– Ты все же решил, что в моей лавке для тебя может найтись товар? – с улыбкой спросил хозяин.

– Я еще не покупаю, я лишь прицениваюсь, – сдержанно отвечал рабби Хаим, опуская глаза и не поступаясь своей гордостью.

Рабби Ицхак, глядя на него в упор, изложил ему свое второе толкование. Почувствовав на себе его взгляд, рабби Хаим поднял глаза и ощутил, что вновь близок к обмороку. Ему было ясно, что на его вопрос не только ответили, но и заодно, как бы между прочим, показали ему, на каком мелководье плавала его мысль до сих пор, если он оказался неспособным самостоятельно прийти к столь очевидным выводам. Дважды приподнятый к Небесам, он, однако, не утратил своей неутолимой жажды знаний и решил задать учителю – ему было уже ясно, перед кем он стоит! – третий вопрос. На этот раз рабби Ицхак отвечать отказался; он встал и сказал рабби Хаиму:

– Достаточно! Мы подошли к границе, которую нельзя переступать в субботу.

Это было иносказанием: рабби Ицхак дал гостю понять, что больше не намерен открывать ему тайны Торы.

«И это – тот самый человек, к которому я медлил прийти целых полгода?! – холодея, с запоздалым ужасом подумал рабби Хаим. – Ключи от Торы – в его руках, и для меня нет жизни без этого учения».

Он попятился к выходу из лавки, как пятятся впавшие в немилость, удаляясь от царя, при этом споткнулся о тюк с козьей шерстью и, выйдя на улицу, побрел, чувствуя себя глубоко несчастным, к месту своего ночлега. Там вывалялся он в пепле, облекшись в мешковину, пеплом же посыпал голову, которую прежде высоко нес в гордыне, решил поститься и проплакал целые сутки.

– Элоки рабби Ицхак! Элоки рабби Ицхак! – горестно взывал рабби Хаим, – неужели я больше никогда не увижу твое лицо?!

Как мы уже упоминали, первые буквы слов «Элоки» – «Б-жественный» рабби Ицхак образуют слово АРИ. Это имя, по его мнению, лучше всего подходило учителю. Оно наводило на ассоциации со львом – арье на иврите, и рабби Хаим все-таки надеялся на то, что этот царственный лев простит его, не убьет ударом своей тяжелой лапы и позволит ему смиренно сидеть среди других его учеников-львят. Тихий, неузнаваемо робкий, как бы даже ставший занимать меньше места в пространстве, рабби Хаим подошел к дому АРИ.

– Продолжай осенять меня крылом своим, не прогоняй от благодатного источника, дай мне возможность очиститься от духовной грязи, которую я ощущаю на себе, точно змеиную шкуру! – сказал он, пав к ногам учителя и целуя их. – Помоги моей душе исправиться и не отвергай меня, несмотря на грехи мои!

– Встань! – спокойно ответил АРИ. – На Небесах было решено, чтобы я никогда уже не брал тебя в ученики за те муки, которые ты доставил мне, и не только мне, отказываясь прийти и учиться у меня все это время. Однако…

Рабби Хаим замер в предчувствии доброго финала. – Однако твое искреннее раскаяние изменило приговор, – продолжал АРИ, – недаром повергся ты в прах, постился и плакал.

Оживший и обрадованный пришел рабби Хаим