‒ Ну, слава богу, все живы! – сказал он, разглядывая сталкеров через оптику, ‒ Да ещё и с гостями на борту!

Вскоре паром причалил и первым на деревянный настил пристани выскочил чёрный пёс. Он огромными прыжками преодолел расстояние от парома до Эрики и, встав на задние лапы, закинул передние на плечи предусмотрительно присевшей девушки и, вывалив из своей чёрной пасти большой алый язык, принялся облизывать щёки своей хозяйки.

‒ Барс, фу! ‒ притворно скорчив недовольную гримасу, Эрика отстранила от себя пса, но тут же обхватила его за лохматую шею и с нежностью прижала к себе. Барс в ответ шумно дышал и поскуливал от избытка собачьих чувств.

Пёс принадлежал породе немецких овчарок, при этом имел редкий, абсолютно чёрный окрас. Своей жизнью, как и нетипичной кличкой, он был полностью обязан Эрике.

Лет шесть назад Султан из очередного рейда принёс домой исхудалую, измождённую и едва живую псину. Он нашёл её в здании заброшенной пятиэтажки в одном из пригородов мёртвого города. Как она там очутилась и откуда туда пришла, одному богу известно. Но дома неожиданно выяснилось, что собака на сносях, а уже через пару дней животина ощенилась и, не выдержав перенесённого стресса, издохла, оставив после себя четырёх щенят.

Щенки изначально были очень слабые, да и сразу встал острый вопрос: как их выхаживать? Ведь молока не то чтобы не было вообще, оно было в дефиците. На острове имелось своё стадо коров, появившееся здесь ещё во времена становления общины, но из-за ограниченной кормовой базы, в виде переработанных в силос сорняков и ботвы из многочисленных теплиц, стадо было не слишком большое, и в полной мере обеспечить молоком более чем три тысячи человек общины Рай, физически не могло. Поэтому оно, фактически всё, уходило на изготовление масла, сыра и творога, которые в первую очередь распределялись среди семей с маленькими детьми. Правда, Султану удалось уговорить старшего фермы сделать исключение и выделить для щенков немного обезжиренного молока, но этого оказалось недостаточно, и малышей с каждым днём становилось всё меньше. А когда в живых остался всего лишь один донельзя ослабленный щенок, Султан махнул рукой и хотел было избавиться и от него, не желая тратить своё время на заведомо нежизнеспособного зверя, но Эрика уговорила отца отдать пёсика ей, а тот, рассудив, что хуже всё равно уже не будет, согласился. И настырная девятилетняя девочка таки смогла выходить животное, вскормив его на обезжиренном молоке вперемежку с украденным с кухни топлённым маслом, что в мизерном количестве, по распределению общиной выделяли семье Салтанова именно для её.

Когда стало окончательно ясно, что щенок издыхать не собирается, Султан решил дать ему кличку и предложил назвать пса Угольком. Но с этим вдруг не согласилась Эрика. Она сбегала за щенком на веранду, где для него оборудовали временную конуру, занесла в дом, усадила пёсика посреди комнаты и заявила всем присутствующим:

‒ Знакомьтесь, отныне его зовут Барс!

‒ Почему Барс? – спросил дочь озадаченный Султан.

‒ Потому что он черный! – гордо ответила Эрика.

‒ Но снежные барсы не чёрные, а скорее наоборот! – не согласился с ней отец, ‒ вот пума как раз-таки черная!

‒ Пума девочка, а Барс мальчик! – выдала свой железный аргумент Эрика.

‒ Вообще-то барс, как и пума, совсем не собака, а большая дикая кошка!

‒ Папа, вот тебя как зовут?

‒ Илья!

‒ А вот если с этой минуты тебя переназвали бы в Уголька, тебе бы понравилось?

‒ Ну, я предпочел бы остаться Ильёй.

‒ Вот и Барсу не понравится если его переназовут в какого-то там Уголька или Тузика! Его зовут Барс! И всё тут!