– Чего устроили?

– Otvalnaya – ну, когда все напиваются на прощанье. Договорились снова на «Дистиллери» встретиться – они туда каждый год приезжают по работе. В общем, мировые оказались парни! И я подумал: раз они столького не знают о нас – может, мы тоже не знаем чего-то о них? Думаю подучить этот их язык, чтобы в следующий раз общаться поближе, слушать их разговоры…

– Подслушивать, что ли? – вздохнул я.

– Прислушиваться! – отец наполнил очередную бутылку, отставил её и взял у меня новую. – Когда хочешь кому-то что-то продать, его неплохо бы сначала узнать, ведь так? Так что держись меня, сын, учись! Обещаю, что сделаю из тебя человека!

Я угрюмо кивнул. Это точно, сделает… вот только какого? Подавальщика бутылок? Подметальщика сцены? Мне хотелось повидать мир, хотелось приключений – таких, каким поначалу представлялась эта поездка в Техас… Но оказалось, это так себе приключение – разливать самогон по бутылкам, собранным на помойке. Нескоро последняя из них была заполнена; и лишь тогда отец позволил мне отдохнуть, а сам уволок бутылки в пустокуб, к закупорочной машине.

Усталый и недовольный, я улёгся спать. Кто ж тогда мог знать, что уже назавтра мои самые смелые мечты о приключениях сбудутся – а потом начнут сбываться и страхи!

***

– Собирайся, Марти, – разбудил меня отец. Мне снилось, что я подаю ему бутылки… но, продрав глаза, я увидел, что по крайней мере от этого избавлен. Все они уже стояли в коробках, нарядные: отец закупорил их новыми пробками, наклеил наши «фирменные» этикетки… и кое-где, кажется, поверх старых. Я не стал обращать на это его внимание – по-любому ответит что-то вроде: «Закос под самопал – высший пилотаж!» Тем более, на этот раз закос явно удался.

Взяв одну бутылку, я в этом убедился: новая этикетка – золото с зеленью – представляла старика, забалдевшего над кружкой; взгляд его был ещё осмысленным, но уже «поплыл». За правым плечом у старика простёрлось кукурузное поле; за левым виднелся силуэт крепкой старухи со скалкой. Надпись поверх этого безобразия гласила: «Old Abe: limited edition».

– Деду бы понравилось! – вырвалось у меня.

– А то! – отец аж расцвёл. – Для него и стараемся! Ну ладно – давай уже, одевайся. И не забудь умыться. И причешись! Сегодня нам с тобою надо выглядеть на все сто: там, куда мы направляемся – вечный праздник!

– А куда мы направляемся? – впереди ждал Хьюстон, это понятно… но Хьюстон – огромный город, там много всего. – И что за праздник? Большая Неделя?

 Вместо ответа отец напустил на себя загадочный вид. Откуда в нём эта склонность к позёрству? Впрочем, ясно, откуда – даже если её не было изначально, сотня выступлений сделала своё дело, и теперь я часто ловил себя на мысли, что он общается со мной, как со своей публикой. Ну, или наоборот.

– Большая Неделя? Нет, сын. До неё ещё месяц.

– А тогда что же?

– Умиляюсь твоему любопытству – но потерпи. Может, я хочу, чтоб ты сначала увидел?

– Что увидел? – не сдавался я.

– На месте поймёшь, – отрезал он. – Научись почтению, в конце концов; научись двигаться к цели не спеша, но упорно. Сколько раз я тебе говорил: шаг за шагом – и вот мы уже на пороге мечты! Надо только не сдаваться, шагать и верить.

«Да, да… – обречённо вздохнул я. – Расправить плечи, затянуть пояса и с осторожным оптимизмом смотреть вперёд». А главное – скинуться по баксу, чтоб поддержать очередную авантюру, которая провалится. Мы, родственники, прощали отцу провалы, потому что любили, но посторонние – в тех редких случаях, когда понимали, что обмануты – обычно не церемонились. Вчера, когда те бичи на свалке поняли, что отец в обмен на собранные бутылки собирается угостить их лекцией о полётах в космос, они просто не стали его слушать. Ворча: «Ну-ка плати, заезжий!»; «Пожалей мальца – незачем ему глядеть, как отца бьют!»; «Плати, пижон, или ноги повыдергаем!», они наседали на него, а он всё пятился – тоже шаг за шагом, но не вперёд, а назад.