– Ясный перец! Посею в нём зерно потребности и продам идею в лучшем свете. Видел бы ты его здешний домик в Ривьере, один из многих, но такой блин, дорогой! Для него эти миллионы как для нас с тобой копейки. – Усмехнулся Максим, тем временем глядя на единственный в своём роде бронзовый бюст древнеримского правителя, установленный в комнате на резном колоновидном мраморном постаменте в ряде других, с безмолвно застывшими лицами, натворившими немало дел в истории. Бюсты так и смотрели в середину комнаты от стены, мирно расположившись по обе стороны камина.

Подойдя к массивному плюшевому дивану строгих расцветок, стоящему напротив большого камина, Максим Орлов плюхнулся на него и добавил, – ещё не выяснили принцип работы найденного подвижного сплава?

Сокольский, прогуливаясь по полированной поверхности палубы на носу яхты, ответил, – пока нет, технических возможностей на Страннике маловато. И мозгов. Сюда бы Шелестова, Невзлина, Макарова и Садальского. Короче всех глав отделов.

– Садальский Максим Никитович всё-таки решил остаться в конторе? – справился Максим, помня полугодичный печальный инцидент в лаборатории, взрыв при эксперименте и то, что глава отдела чудом выжил и долгое время пролежал в лазарете под системой поддержания жизнедеятельности.

– Отдел Перспективной Химии не представляется без него, и, пожалуй, лучших в этой области специалистов не сыщешь, – протянул Сокольский, представляя высокого, тучного телом и всегда весёлого духом Максима Никитовича. Учёного вечно в стерильном белом халате с исписанными на планшетнике формулами, колбочками, микроскопами, мензурками, расставленными в лаборатории, в стильных очках, за которыми скрывались добрые серые глаза.

– Это точно! – согласился Орлов, принимая очередную истину.

За полтора года работы в агентстве, Максим познакомился со многими ассами и профессионалами, учёными и оперативными агентами, аналитиками, инженерами–проектировщиками, программистами и прочими высококвалифицированными сотрудниками, с людьми, с которых Орлову, совсем юному персонажу в истории агентстве Современных Революционных Технологий с его семидесятилетней историей постоянно хотелось и хочется брать пример, перенимать теоретические знания и практический опыт.

Хлопнув по мягкой нежной обивки дивана, Максим с долей радости и бодрости, несмотря на поздний во Франции час, дополнил. – Тогда до связи! Не пропадайте там, среди бескрайней синевы и островов прекрасных!

– Не пропадём! – ответил Сокольский, улыбаясь в трубку и зная, что друг улыбается ему в ответ.

Окончив сеанс связи, сунув коммуникатор в карман позитивно–цветастых шорт, Александр взъерошил волосы на голове и побрёл к столику под навесом верхней палубы. Там, внешнее освещение позволяло прибывать на открытом воздухе даже ночью и работать, или просто же отдыхать, впитывая неповторимую энергетику водной стихии.

Дойдя до столика и присев на стул, Сокольский, чувствуя прохладу, накинул на себя покрывальце, лежавшее на спинке соседнего кресла. Раскрыв большую увесистую книгу на нужной странице, юноша приковал глаза к желтоватым и потёртым от времени страницам, к красивому испанскому почерку, выведенному каталонскими чернилами.

Сокольский с лёгкой улыбкой стал вчитываться в текст, написанный два века назад испанским мореплавателем и романтиком, ведущим свой дневник. Этот дневник был найден Сокольским на полке среди коллекции, посвященной Испании и мореплаванию. Как он попал на борт Странствующего, этим вопросом он не задавался.

Из строк, прочитанных ранее, Сокольский с наслаждением рисовал картины давно минувших лет, времена колониальных войн и пиратства в бассейне Карибских вод и Атлантики, буквально переносясь всем сознанием на яркие деревянные корабли с высоченными мачтами и разноцветными штопанными парусами, хлопающими на ветру. Сокольский буквально слышал крики чаек и ор старпома, призывающего матросню тщательнее драить палубу от соли и обильнее просмаливать её.