Представляю Вас за этим стеклянным столом и компьютером. Как Вы сидите там и что-то набираете. Еще очень понравились окна от пола до потолка – создается впечатление, что ты дома, но в то же время и на улице.
Окна от пола до потолка вошли в моду совсем недавно. Возможно, потому что новые технологии позволяют сделать отличную тепловую изоляцию – не приходится много тратить на отопление. А звукоизоляция у них такая хорошая, что даже не слышно, как во двор въезжает машина.
Я тоже высылаю вам несколько фотографий нашей квартиры.
Спасибо за фото, Вы здесь очень милая. Но мне показалось, у Вас (на диване) грустный, чуть ли не холодный вид. Хотелось бы узнать, отчего это?
Фото было сделано как раз после того, как я показала Олегу свой новый роман. «Ты пишешь так, как бабы на базаре разговаривают», – его слова. «Какая у тебя концепция»? «Каков главный нерв твоего произведения»? – вот какими вопросами он меня мучает. А какой у меня нерв? – я не знаю! У меня нервы от этого разговора были на пределе. Я начала резко отвечать ему. А он: не кричи. И повторил мне это раз пять. Ну а когда возбужденному человеку говорят «не кричи», достигают обычно обратного эффекта. И я закричала очень громко, так что потом уже не могла разговаривать, сорвала голос. Он сказал: «Ты истеричка, что подумают соседи», – и отвернулся к своему ноутбуку смотреть кино.
Проблема в том, что я не обладаю собственным видением. Например, я пошила новое покрывало на диван, и оно мне понравилось. Перед этим я долго выбирала ткань, продумывала выкройку, и, наконец, принесла его, застелила и говорю Олегу: «посмотри». А он: «Что за уродство. У тебя нет вкуса». Я смотрю – действительно, уродство, и да, таки безвкусица… Но я вижу это, только когда он скажет! Раньше я бы обиделась, начала доказывать обратное, а сейчас ничего – только немножко огорчилась. Даже удивилась своей спокойной реакции. И так у меня во всем: и в романе, и в покрывале, и в одежде, которую я ношу, и которая ему не нравится. За всю нашу жизнь он не похвалил ни одного моего платья. Вот… начала романом, а закончила платьем – но это всё где-то одно и то же.
О вкусах не спорь! Вы, кажется, реагировали так, будто это покрывало и роман обязательно должны были понравиться и Олегу. Это мнение основано на следующем: Муж знает, что красиво, и что некрасиво, а я нет. Но что может быть более субъективным, чем красота? По-моему, Вы оттого обиделись, что верили: вкус – объективное понятие. Еще более удивительно: Вы отказались от собственного вкуса; сразу же согласились с тем, что у Вас вкуса нет. На самом деле нет вкуса без ценителя. Когда говорят, что у кого-то нет вкуса, значит, человек этот любит не те вещи, которые нравятся большинству людей. Проблема у Вас не в «плохом» вкусе, а в подчиненности чужому вкусу.
Глава 3
Юлия, знакомство с Вами заставило меня вспомнить о мастерстве переводчика и желании совершенствования в этом деле. Почему я хочу безукоризненно владеть русским? У сестры была любимая подруга, голландка, работавшая на телевидении и говорившая бегло на нескольких языках. Я никогда не проверял этого, разумеется. Но все восхищались ее познаниями в лингвистике, и я поверил, что она действительно мастерски говорит. А еще, кажется, мне пришла в голову мысль, что если я стану экспертом в языках, сестра будет любить меня так же, как ее.
Вы писали, что считали сестру «своей». Получается, считали своей, но не были уверены в ее любви?
Поскольку сестра была старше на четырнадцать лет, для меня она была не сестра, а своего рода помощница матери. Это была бойкая, энергичная девушка, которая свою роль принимала всерьез. Я думаю, она сама считала себя больше матерью, чем сестрой. Так, что для меня, малыша, понятие женского приобрело другой смысл, не такой, как у остальных мальчиков. Если бы сестра была «настоящей», я бы играл с ней, видел ее недостатки: как она злится, дуется, не выносит моих шуток. Но мы не были равноправны. Моя сестра отличалась сущностью, промежуточной между неполноценными детьми и всемогущими, совершенными взрослыми. А следовательно, такими были и все женщины.