— Марго, да брось. Ну, хочешь, я твоего докторишку под наблюдение поставлю, если это важно? — предлагает, примирительно давая ладонь, чтобы стукнула «пять». — Могу номер его пробить, сообщения почитать, но надо оно?

— Нахрен его, — шиплю, точно разбуженная кобра. — Ничего знать не хочу! Разделим имущество, и пусть катится к чертям, олень тухлодырый!

Сваровский закатывается приступом гогота, держась за потрясающий пресс. Выдавать на эмоциях «звериные» ругательства – мой конёк, который забавляет Алекса с детства.

— Убила, Пикассо! — резюмирует, шкрябая щетину. — Ладно, давай спать. Мне где лечь? Тут, на диване?

Молча киваю и стелю простынь, потом робко поворачиваюсь к другу, прекрасно осознавая, как по-идиотски буду звучать:

— Слушай... Можешь зайти туда, — тыкаю в супружескую опочивальню, — и принести одеяла и подушки...

Несмотря на неземную любовь, спали мы с Андреем под разными покрывалами. Потому что я на дух не выносила, когда посреди ночи оказывалась раскрытой, а муж стаскивал всё на себя.

— Без проблем.

Сваровский гордо направляется в спальню и по-хозяйски шарится в белье, освобождая подушки и одеяла от наволочек с пододеяльниками. Без слов соображает, что взбунтуюсь, если увижу оскверненный комплект, подаренный свекровью на первую годовщину. Сожгу нахрен. Возвращается с добычей, подобно охотнику, и сваливает мне под ноги.

— Дальше сама, — лыбится, стреляя шоколадными глазами.

Гримасничаю в ответ. Расправляюсь с лежанкой для Алекса, и когда уже следует удалиться в другую комнату, чтобы оставить Сваровского в покое, застываю в дверях. Поворачиваюсь, как забитый котёнок, и жалобно мямлю:

— Можно остаться?

Алекс непонимающе суживает глаза, тогда поясняю:

— Не хочу одна. Можно я с тобой? Лягу на полу, не переживай.

— Ещё чего, — хмыкает Сваровский, приманивая меня пальцем. — Ложись на диване.

Укладывает меня, как маленькую, и подтыкает одеяло.

— Спи спокойно, Пикассо, — улыбается кончиком губ. — Я с тобой, хорошо?

— Хорошо, — зеваю.

Алекс выключает свет и укладывается на полу, беспокойно ворочаясь. Слышу, как тарабанит сообщение, наверное, Стешке, и записывает пару голосовых по работе. Наконец, откладывает телефон и поворачивается лицом ко мне. Свешиваю руку с дивана, нащупывая его плечо. Сваровский тут же перехватывает ладонь и крепко сжимает.

— Ты скучаешь по нему? — спрашиваю тихо.

Алекс немного молчит, потом еле слышно откликается:

— Скучаю. Твою мать, как скучаю.

— Я тоже.

— Знаю, маленький. Не бери это в голову сейчас, хорошо?

— Я всё думаю, как же так, — бормочу в полусне. — Дима отлично водил, не мог он не справиться...

— Пикассо, — вздыхает Алекс. — Спи, пожалуйста. Я рядом. И всегда буду.

Верю каждому слову, потому проваливаюсь в спасительное забытье.

4. Глава 4. Извращенец и феникс

Просыпаюсь от будильника на девять утра. Машинально свешиваюсь с дивана, чтобы проверить Алекса, но не обнаруживаю его, а подушка с одеялом аккуратно сложены подле. Тянусь к телефону и ещё сонным взглядом просматриваю сообщения, где среди прочих нахожу весточку от Сваровского: «Не стал будить. Дай знать, как себя чувствуешь. На связи, Пикассо».

— Так точно, майор, — улыбаюсь, воспроизводя в голове приказной тон Алекса.

Тут же замечаю сообщение от Андрея, и руки предательски дрожат. Вижу первые три слова: «Звонила Валентина Ивановна...»

— Сука, — раздосадовано постанываю, мысленно проклиная соседку. — Чего тебе неймётся, курица недощипанная?

Тыкаю в сообщение и трусливо прикрываю глаза, изучая текст сквозь ресницы.

«Звонила Валентина Ивановна. Видимо, Сваровский уже занял моё место в постели, потому прекрати строить из себя святую и подготовь документы. Мой юрист свяжется с тобой в среду. Марго, поговорить придётся так или иначе, и я рассчитаю на адекватность».