Когда его шаги затихли, я уперлась в матрас и смогла встать, несмотря на боль. По моим ногам потекло что-то теплое. Я заковыляла вперед, подхватила сорванные трусики и, снова вскрикнув, зажала их между ног. Дрожа, я свернулась калачиком на кушетке, уставившись на кровать, видневшуюся в темноте.
Незадолго до восхода солнца дверь снова открылась, и я вжалась в спинку, стараясь казаться незаметной. В комнату вошла Дорма, одна из горничных. Она была из тех, кто помоложе, и всегда смотрела на меня так, словно я ей чем-то мешаю. Женщина смерила меня взглядом.
– Вставай! – резко приказала она. – Нам надо привести тебя в порядок, пока остальные не проснулись.
Я поднялась, морщась от боли между ног, и бросила взгляд вниз. На ногах у меня были кровь и еще что-то, от чего у меня резко сжался желудок. Дорма начала собирать простыни. Они тоже были в крови.
– Тебе лучше держать это в секрете, – пробормотала она. – Твой дядя – важный человек, а ты – просто предательница. Тебе вообще повезло, что тебя оставили в живых.
Я терпеливо наблюдала, как она комкает простыни и бросает их на пол. Потом она начала стаскивать с меня одежду, пока я не осталась абсолютно голой, несмотря на то, что я дрожала. Под ее жестоким взглядом я чувствовала себя грязной, никчемной и использованной.
Бросив мою ночную рубашку в окровавленную кучу на полу, она помогла мне надеть халат.
– Теперь мы пойдем в ванную, и если кто-то спросит, что случилось, ты скажешь, что у тебя начались месячные, понятно?
Я кивнула. Я не стала задавать вопросы или сопротивляться.
Той ночью дядя Дюрант снова пришел в мою комнату, а потом и на следующую ночь, и еще, пока ему, наконец, не пришлось уехать в Атланту. Каждое утро Дорма стирала простыни и мыла меня. Через несколько дней после его отъезда у нее на шее появилась дорогая подвеска. Такой была цена ее молчания.
Сегодня
Стук в дверь выдернул меня из мучительных воспоминаний. Глубоко вздохнув, я постаралась придать голосу твердости:
– Входите.
Тетя Эгидия открыла дверь, но не стала заходить внутрь. Она нервно сжимала губы:
– Киара, это было очень грубо. – Тетя взглянула на меня, а затем отвела взгляд, и в глазах ее снова читалось чувство вины. – Для тебя должно быть честью, что тебя выдают замуж за кого-то влиятельного. Учитывая твое происхождение, это просто дар Божий. Твоя свадьба станет настоящим событием. Она поможет вернуть тебе доброе имя.
– И тебе, – тихо добавила я.
Она заметно напряглась, и я тут же пожалела о своих словах. У меня не было права критиковать ни ее, ни дядю.
– Взяв тебя на воспитание, мы пережили много неприятностей. Ты не можешь осуждать нас за то, что мы рады найти для тебя такого достойного кандидата.
– Все уже решено? – обреченно спросила я.
Она нахмурилась.
– Почти. Фальконе, конечно же, настаивают на том, чтобы невестой была одна из родственниц Луки, так что Феликс предложил тебя. Перед тем как принимать решение, Лука хотел бы с тобой поговорить. Вообще-то, раньше так не делалось, но если он настаивает на том, что ты должна дать согласие, то вряд ли мы сможем ему отказать. Мы пригласили его вместе с женой на ужин. – Наши взгляды наконец встретились. – Киара, ты же скажешь ему, что восхищена тем, какую честь тебе оказали, ведь так? Это твой шанс спасти семью и спастись самой. Возможно, твоим братьям даже позволят стать Доном, если ты выйдешь за кого-то вроде Нино Фальконе.
У меня перехватило дыхание, а взгляд снова упал на кровать.
– Киара, ты ведь скажешь ему, что согласна, да? Твой дядя уже сообщил Луке, что ты согласишься. Если откажешься, то поползут слухи.