Я отрицательно качнула головой:

– Нет, такое не для меня.

Шерил кивнула и повела меня обратно.

– Ну, дело твое. Вот тут можешь оставить рюкзак, – она показала на пол возле барной стойки.

Я неохотно рассталась со своим рюкзаком, но не носить же его на работе. Шерил покопалась в тесной кладовке слева от бара и вытащила на свет ведро со шваброй.

– Можешь начать уборку с раздевалок. Первые бойцы появятся часа через два, и до этого времени надо успеть все помыть.

Я неуверенно топталась, и она нахмурилась.

– Чего ты? Слишком хороша для мытья полов?

– Нет, – поспешила я ее успокоить. Я не боялась никакой работы. За всю мою жизнь каких только отвратительных вещей мне не приходилось убирать. – Я просто со вчерашнего вечера ничего не ела, и у меня немного кружится голова.

В холодильнике все так же шаром покати, а я все так же на мели. Похоже, папа вообще не заморачивался с едой. Либо он ел там же, где пропадал каждый вечер, либо питался одним воздухом. Шерил с жалостью посмотрела на меня, и я тут же пожалела о своих словах. Слишком часто меня жалели, и от этого я чувствовала себя мелкой и никчемной. У меня была мать, которая торговала своим телом на улице, а учителя и соцработники только и делали, что меня жалели, но никогда не предлагали выхода. Когда тот парень вчера купил мне поесть, это почему-то совсем не походило на акт благотворительности.

Шерил оставила швабру с ведром и достала что-то из холодильника за барной стойкой. Поставив передо мной колу, она скрылась за вращающейся дверью, а минуту спустя вернулась, принеся с собой сэндвич с жареным сыром и картошку фри. Все это было холодным.

– Вот, держи, осталось с вечера. Кухня еще закрыта.

Мне было все равно. Я за считанные мгновения буквально проглотила все, что мне дали, и запила холодной колой.

– Спасибо, – поблагодарила я, улыбнувшись.

Шерил внимательно посмотрела на меня.

– Наверное, я не должна о таком спрашивать, но сколько тебе лет?

– Я уже достаточно взрослая, чтобы здесь работать. – Я знала, что мне должно быть по меньшей мере двадцать один, чтобы работать в таком месте, а потому не стала упоминать, что в этом году только закончила школу.

Она с сомнением покачала головой.

– Будь осторожна, цыпочка, – просто сказала она и сунула мне в руки швабру.

Я подхватила ведро и прошлепала к двери с красной неоновой вывеской «Раздевалка». Толкнув дверь локтем, я проскользнула внутрь.

В помещении обнаружились несколько открытых душевых кабинок, шкафчики вдоль стены и скамейки напротив них. На полу, выложенном белым кафелем, в разводах крови валялись грязные полотенца. Ну просто блеск. Похоже, они лежат тут уже несколько дней. Воздух был густым от вони пива и пота. Мне повезло, ведь благодаря матери я научилась справляться с такими вещами. Я начала уборку, и еще не закончила, когда открылась дверь и в раздевалку вошли двое мужчин средних лет, татуированные с головы до ног.

Я замерла, пока они рассматривали меня, задержавшись взглядами на платье и вьетнамках. Я улыбнулась, а что мне оставалось? Я давно поняла, что улыбкой легче обезоружить людей, чем злостью и страхом, особенно если ты всего лишь маленькая женщина. Кивнув мне, они потеряли ко мне всякий интерес. А когда один из них начал стягивать с себя рубашку, я быстренько ретировалась. Я не хотела смотреть на то, как они раздеваются. Они могут подумать что-нибудь не то.

Несколько гостей уже слонялись возле сияющего красным неоном бара, очевидно, с нетерпением ожидая выпивки. Шерил нигде не было видно. Отставив в сторону швабру с ведром, я поспешила к стойке. Встала за нее и улыбнулась жаждущим мужчинам.