– И он не я? Ты шутки понимаешь?
– А почему вы разговариваете со мной таким тоном? И так непочтительно?
– Почтения хотите, ваша светлость? Хорошо. У вас тут хватает комнат, я лягу в соседней. А завтра послушаю, как вы станете врать подругам. Вы же не осмелитесь им сказать, что такой жеребец всю ночь простоял к вашей конюшне без дела. Когда было столько желающих.
– Хорошо. Давайте придумаем, как нам врать. Чтобы мы говорили одно и то же.
– Не надо ничего придумывать, – насмешливо сказал этот мнимый актер. – После ночи со мной все нужные слова вы сами найдете.
Он стремительно встал. Марисоль даже не успела отследить это движение. Шаг – и Демон рядом. Смотрит на нее в упор. Причем, уже не на лицо. Она вспыхнула и закрылась руками. Этот взгляд прожигал, было и стыдно, и сладко.
– А ты красивая, – сказал он с растяжкой. – Глаза волшебные, невольно вспомнил пруд с лягушками. Пошутил. Ты русалка. Как тебя зовут?
– М-Марисоль.
– Эджен.
– А титул?
– Можешь называть меня «ваша неутомимость». Я готов.
Она и опомниться не успела, как ее губы смяли, платье тоже, треснул корсаж, которому также как и жареному фазану, откровенно не повезло. И нежным косточкам Марисоль тоже, потому что аппетит у набросившегося на них чудовища был, как у оголодавшего дикого зверя.
Игра окончилась. Марисоль понимала, что отбиваться бесполезно. Он прав – не хотела бы, не поехала сюда. Будь на его месте и в самом деле актер, обошлось бы. Они не смеют прикоснуться к леди без дозволения.
Но Эдж понятия не имел, как в таких случаях ведут себя актеры. Для него все было предельно ясно: его позвали в спальню. Леди приехала развлечься. Ну, поломалась малость. Ночевать в соседней комнате он и не собирался. Так, подыграл.
Еще чего! Когда досталась такая аппетитная крошка, похожая на зеленоглазую сердитую кошечку, они в ее спальне и одни. Не идиот же он. Марисоль и опомниться не успела, как оказалась в кровати. И здесь вдруг грубость сменилась нежностью. Зверь вовсе не собирался Марисоль терзать.
Отпустил и даже немного отодвинулся.
«Как и герцог, вежливо попросит раздеться?» – она замерла.
– Твои изумруды… Они красивые, но слишком уж тяжелые. Они нам будут мешать…
Зверь бережно снял с нее ожерелье. Потом вынул тяжелые серьги из ушей. Освободил запястья от браслетов. Последним вынул гребень из прически. Поиграл с распустившими волосами. Зверь никуда не спешил.
– Ваша милость, пощадите, – взмолилась Марисоль.
Он точно лорд. Актер бы не посмел… сделать все это…
– Сладкая…
Она даже не поняла, что случилось. Накрыло так, что Марисоль опомнилась, только когда услышала стон. И даже не осознала, что это она. Ее голос. Она перестала что-либо соображать. Хотелось только одного: чтобы мужчина не останавливался. Да он и не собирался.
Оба напрочь потеряли голову. И когда Эджен, наконец, разжал руки и перекатился с распластанной его огромным телом Марисоль на кровать, в спальне наступила тишина.
Заговорил он:
– Простите леди, я немного увлекся.
– Я тоже… не осознавала, что делаю.
И тут Эдж не выдержал. Навис над ней, и глядя прямо в русалочьи загадочные глаза, со злостью сказал:
– Ты можешь быть нормальной? Не куклой. Или для этого я все время тебя целовать и… – он руками досказал остальное.
Марисоль почувствовала, как ее ласкают там, где до сегодняшнего дня она кроме боли ничего не чувствовала. А теперь внизу живота, словно сияние разливалось.
– Не надо… – тем не менее, простонала она. Было стыдно за недавнюю поистине животную вспышку страсти. Марисоль сама была не лучше этого несносного дикаря.
– Хорошо. Я тебя отпущу. Но скажи: мне показалось или…