Это было чужое горе, но Рей позволил ему проникнуть в сердце — если Вождя так искренне любило его племя, значит, это был достойный Вождь.

Наконец песнь Шамана начала стихать. Взмыленный чалл побежал медленнее, а потом и вовсе перешел на рысь. Теперь его копыта издавали дробный перестук, и, чтобы поспеть за ними, пришлось мелко топтаться на месте. Этот новый ритм, новое движение неожиданно взбодрило, заставило сбросить гипнотическое оцепенение, и, когда Шаман вдруг громко закричал, Рей присоединился к нему без подсказок, влив свой голос в общий клич.

А потом чалл остановился, и крик оборвался, оставив внутри опустошение и облегчение. По Вождю будут скорбеть еще долго, но время слез уже прошло.

«Спасибо за то, что он был со мной», — так сказала туристка, когда ее привели опознавать тело мужа. Он сорвался с откоса, катаясь на велосипеде, а такие случаи иногда бывают несообразно критичны.

«Спасибо, что ты был нашим Вождем». Скорбь бывает в благодарность. Рею тоже оставалось лишь благодарно скорбеть о том, что осталось у него позади: работа, друзья, родители, привычный мир. «Скажем так, я тоже благодарен, что у меня все это было…» Если бы люди знали, что те, кто ушли, будут скучать по ним не меньше, что их не просто не стало, что им не все равно?.. Как бы тогда выглядели все ритуалы?

Обратный путь обычно бывает короче, но после ритуальных плясок Рей почему-то устал. Ничего такого сложного в них не было, но силы будто выкачали. Шаман словно об этом знал.

— Как твое здоровье, изомир? — поинтересовался он, поравнявшись с Реем. Обратный путь уже не был частью ритуала, и все шли, как хотели.

— Все в порядке, — Рей вымученно улыбнулся. — Но устал. Это было… — он замялся, не зная, какое слово подобрать. — Необычно.

— Ты первый изомир на моей памяти, кто принял участие в первом же ритуале племени, — Шаман посмотрел на него с явным одобрением. — В твоем сердце много неба.

— Я ведь здесь теперь надолго? — осторожно спросил Рей.

Шаман глянул на него с высоты своего роста — а он был выше Рея как минимум на полторы головы. Да что Рея — он был выше даже рослого Улльха, рядом с которым Рей чувствовал себя мальчишкой.

— До конца твоего пути по Траве, — ответил Шаман тихо. — Люди приходят, но никогда не уходят… — он помолчал. — Тебе больно, я знаю. Но боль утихнет. Наша жизнь другая, но это хорошая жизнь.

— У меня не было никого, по кому бы я скучал, — соврал Рей. Но это было почти вынужденной правдой: многих вещей ему будет здесь не хватать, а люди… их будет недоставать, бесспорно, но друзья, родители справятся без него. Просто он ушел первым, а тосковать будут все. И Рей, и те, кому сообщили о его смерти. Вот если бы он завел собаку, все было бы намного сложнее. — Думаю, я справлюсь. И… есть у тебя те, кому ты доверяешь, Шаман? Как самому себе?

Казалось бы простой вопрос почему-то вызвал усмешку.

— Здесь все иначе, изомир, — сказал он нараспев. — Доверие — я знаю это слово. Но скажи его Улльху — и он не поймет тебя. Если есть доверие, значит, есть недоверие. Уллюты живут иначе. Если будет недоверие, путь окончится. Трава поглотит сущность племени и больше не вернет.

— Мне нужно знать, кто входил к Вождю до того, как его нашли мертвым. С самого утра, по очереди, — и Рей подумал, что не столь это важно. Главное — кто заходил. — И тогда я смогу понять, кто принес ядохвоста. Есть те, чьим словам можно верить и кому доверяешь ты?

— Мои ученики. Улльх и Уллет, — Шаман глянул на идущих впереди братьев с отеческой теплотой.

— А Уюст? — быстро спросил Рей.

Шаман удивленно вздернул брови. Они у него были совсем светлые, как и волосы, что сильно контрастировало с покрытой черной краской кожей. А еще, в отличие от остальных уллютов, носивших длинные волосы, хвосты и косы, его череп был покрыт коротким ежиком.