— Ты сказал, что Шаман вечен?

— Шаман хранит жизни племени. Кто-то умирает, и он теряет часть себя. Потом рождается ребенок, и Шаман обретает часть. Он исцеляет. Он бережет. Он ушел в Траву много лет назад, когда не было ни моего деда, ни моего прадеда.

— Что это значит? — с интересом спросил Рей, заканчивая осматривать грудную клетку и живот тела. Ничего. Он принялся за осмотр рук и шеи.

— Новый Шаман уходит в Траву на пятьдесят дней и возвращается на исходе срока с ее даром. Никто не знает, что это, только видит. Шаман может даровать жизнь, он может видеть во мраке. Он может проникать в мысли… Я так думаю, — смущенно прибавил Улльх. — Он не может убить.

— Правда? — Рей приложил все усилия, чтобы в голосе не слышался скепсис. Он знал из уроков истории в школе, что и в его мире — там, где он жил, а не бредил — шаманы обладали и властью, и силой. И всегда считал, что это лишь убеждение членов племени. Но магию Ойгу он только что видел своими глазами.

— Он убьет одного, и тогда умрет племя. Все, сразу. И Шамана нельзя убить, в нем много жизней. Можно лишь лишить его этой силы. Что это?

Рей пригляделся. Выглядело похоже на припухшее пятно, такое, как его описывал Улльх, но как он ни вглядывался — не мог увидеть следа укуса.

— Это похоже на ожог, — усомнился Рей. — Прости, но мне придется снять с него… одежду дальше. А потом, если мы ничего не найдем… Нет, стой. Давай перевернем его осторожно.

Если тварь сидела где-то так, как привыкла — как бы на стволе дерева, если Ойгу деревья имел в виду, — Вождь мог прислониться неосторожно или пройти мимо.

Переворачивать Вождя было жутко. Сердце могло выпасть из раны, и Рей, чтобы не задеть чувства Улльха, придерживал его рукой. Чувствовать под пальцами то, что недавно билось, было странно, и Рей старался об этом не думать. Он осторожно стащил с плеча Вождя расшитое одеяние и увидел то, что искал.

— Видишь? — Рей указал на четкое пятно с отметиной внутри — не больше миллиметра, и края ранки разошлись, выпустив лишь каплю крови. — Значит, я прав, и это ядохвост убил твоего отца. Точнее, — поправился он, — тот, кто принес его сюда. Шаман сказал, они здесь не живут.

Улльх помотал головой. Как это понимать?

— Не живут или живут? — переспросил Рей.

— Не живут. Здесь нет травы с жесткой кожей. Я покажу тебе… потом. А сейчас уйди.

Рей поднялся. Рука его тоже была в крови. Улльх сидел рядом с телом отца неподвижно, Рей не видел теперь его лица, но он достаточно повидал людей, потерявших близких.

Поэтому он не ушел. Шагнул вперед, опустился рядом с Улльхом. Тот поднял голову и полоснул Рея отчаянным, полным боли взглядом:

— Я сказал тебе уйти!

«Ему всего двадцать три года, — напомнил себе Рей. — А мне тридцать четыре, и я наелся дерьма по самые уши».

Он протянул чистую руку и положил ее Улльху на плечо. Кожа его была горячей и обветренной, а шрамы ощущались под пальцами так явно, что в этот момент Рей вдруг понял окончательно и бесповоротно, что никакой это, к черту, не сон.

— Мы оба сегодня лишились многого, — негромко сказал он, ожидая, что Улльх сбросит руку. — Может, у вас не приняты прикосновения в знак поддержки. У нас говорят — я с тобой, бро, я твой друг, я помогу тебе. И кладут руку на плечо. — Все-таки руку он убрал, и Улльх удивленно улыбнулся сквозь слезы.

— Бро? — он будто попробовал слово на вкус. — Что это значит?

— Брат, — объяснил Рей. — Не обязательно настоящий, кровный брат, просто может быть друг. Я знаю, мы с тобой пока не друзья. Для этого нужно время. Но я хочу отблагодарить тебя — всех. Помочь, чем смогу.

— Ты уже начал, — Улльх улыбнулся, но слабо. Своих слез он стыдился, конечно. — Это, — он указал на пятно, а потом, подумав, закрыл его одеждой. — А дальше? Бро.