– Я очень любил греческие мифы в детстве и хотел стать Зевсом, когда вырасту. И к тому же это слово с непростой артикуляцией.

– Как ты себя чувствуешь, Николас? – с несколько тревожной заботой спросила Сидни.

– Я хорошо. Сильно же я разозлил Александру.

– Ник, ты был в стрессовом состоянии, она не имела права поступать так, она запросто могла искалечить тебя.

– Но мне всё же не следовало грубить, что с ней?

– Странно, что ты первым делом спрашиваешь про неё. Мы не можем её уволить или перевести, потому что она находится в группе риска, работая здесь, ей также запрещено покидать Изолятор, как и всем пациентам, она отправится домой, когда все вылечатся.

– Только если проект «Исцеление» окажется успешным? А что если нет? Что если вам не удастся найти лекарство?

– Я думала, что ты ничего не помнишь, ты был в полуобморочном состоянии.

– Нет, я слышал, как ты наорала на беднягу Стивена. Я и не знал, что ты тут главный босс. И ты не ответила на вопрос.

– Мы найдем лекарство, Ник, сколько бы на это не потребовалось времени. И я не главный босс, просто властям пришлось наделить меня полномочиями, чтобы как-то оправдать изоляцию людей, по их мнению, если проектом руководит психолог, то можно вывернуть всё так, будто у нас здесь курорт.

– Ты очень сексуальная, когда меряешься полномочиями с главным врачом.

– А ты создавал гораздо меньше шума, когда был под действием транквилизатора.

Она бросила на меня быстрый взгляд, будто боялась, что её колкость может меня задеть, но я спокойно улыбался, глядя на неё.

– Спасибо за то, что заступилась за меня.

– Это моя работа, Ник, тебе не стоит…

– Прости за всё, что наговорил тогда в кабинете, – я был очень серьёзен.

– Тебе нужно отдохнуть.

– Нет, мне нужно, чтобы ты знала, как я ценю тебя, прости за то, что был с тобой груб. Характер у меня паршивый, а в заточении стал ещё хуже. Дай мне шанс.

– Николас, сейчас всё итак сложно, давай мы сначала постараемся выжить.

– Мне не выжить с мыслью, что могу умереть, не узнав, каково это, быть с тобой.

Сидни посмотрела на меня, как бы решая, можно ли мне доверять. В этот момент, как всегда вовремя, нас прервали. Я заметил, что она облегчённо вздохнула.

Джим смотрел на нас с непониманием, как будто успел увидеть искру непростого разговора, которому не место в больничной палате и сказал:

– Доктор Колтон, пациенты готовы к групповой терапии. Проводить мистера Баддса в кабинет?

– Нет, пусть отдыхает, ему надо набраться сил. До встречи, Николас, – она слегка кивнула в мою сторону так, будто ей не было дела до пламени в моей груди, и вышла из моей палаты.

– Джим, а где Александра?

Он не ответил.

– Джим, за тобой должок. Или ты снова сделаешь вид, что не слышишь меня? А вдруг я захочу попить?

– А вы никогда не думали, что не зря люди бесятся, когда вы говорите?

Я хотел сострить в ответ, но вовремя остановился.

– Джим, дружище, я ведь просто хочу знать не наказали ли Александру за то, что она сделала со мной.

– Я её не видел после того дня, – нахмурив брови, медленно сказал Джим.

Я решил больше его не расспрашивать, всё равно толку нет. Джим нажал на пару кнопок на аппарате, который диагностировал мое состояние, и вышел из палаты, не взглянув на меня.

Я попробовал встать. Медленно поднимаясь, я вспоминал, как однажды подрался в баре. Я тогда очень хорошо выпил, а одна девушка выглядела так, будто одела наряд младшей сестры, я не растерялся, подошёл и сказал, что если её грудь всё-таки выпрыгнет из платья, то я буду готов поймать её. Вот только её парень, который был на полбутылки виски трезвее и на двадцать килограмм тяжелее, не оценил моё остроумие. Как оказалось, он был бывшим боксёром, но узнал я об этом не из разговора, мне сообщили об этом его крупные кулаки, которые двигались быстрее, чем я мог их видеть. В первом же раунде он отправил меня в глубокий нокаут, последнее что я видел – это печальные глаза его подруги, которую он явно чересчур оберегал от безобидных приставал, вроде меня.