– Это единственное, что приходит в голову… Господи, но как он это сделал? Ты что-нибудь видел?

– Нет. То есть не совсем. Я как раз выходил из дома. Я был в коридоре, взял там в ящике этот фонарь, – объяснил Барроуз и помигал светом, несколько раз нажав на кнопку. – Ты же знаешь, в темноте я вижу совсем худо. И вот когда я открывал дверь в сад, то заметил Фарнли – правда, очень смутно. Он стоял на краю пруда, спиной ко мне. Потом я присмотрелся, и мне показалось, что он там словно бы с чем-то возится… Сам понимаешь, с таким слабым зрением я не мог ничего толком разобрать. А звуки ты наверняка и сам слышал. Был всплеск, а потом – совсем уж нехорошее бултыхание… Как просто и как страшно…

– И рядом с ним никого не было?

– Никого, – подтвердил Барроуз. Он задумался и прижал пальцы к вискам. – Ну или почти никого… Кусты-то ведь примерно по пояс, так что…

Пейдж не успел уточнить у друга – всегда очень внимательного к выбору формулировок, – какой смысл тот вкладывал в слово «почти». Со стороны дома до них донеслись голоса и звуки шагов, и Пейдж торопливо сказал:

– Они идут. Молли не должна этого видеть. Ты человек авторитетный. Тебя послушают. Не пускай их сюда.

Барроуз расправил плечи и старательно откашлялся, как оратор перед ответственным выступлением. Он включил фонарь и пошел к дому, освещая себе дорогу. Вскоре луч выхватил силуэты Молли и Кеннета Маррея, но лица их оставались в тени.

– Мне очень жаль, – начал Барроуз неестественно громким голосом. – С сэром Джоном произошел несчастный случай, и вам лучше туда не ходить…

– Что за ерунда! – резко оборвала его Молли. Она решительно оттеснила Барроуза и устремилась в полумрак. Всего ужаса произошедшего она, к счастью, видеть не могла. Она старалась казаться спокойной, но Пейдж услышал, как ее каблук предательски царапнул по песку. Он приобнял ее за плечи, чтобы поддержать, и почувствовал, как она прерывисто дышит и всхлипывает. Неожиданно сквозь рыдания у нее вырвались слова, которые показались ему загадочными. Молли сказала:

– Будь он проклят, что оказался прав!

По тону голоса Пейдж догадался: она говорит не о муже. Но в первый момент фраза настолько его поразила, что он был не в состоянии уловить ее смысл. Молли между тем быстро пошла к дому, закрыв лицо руками.

– Оставьте ее, – сказал Маррей. – Ей слишком тяжело.

Сам Маррей, похоже, воспринял случившееся далеко не так хладнокровно, как можно было бы ожидать. Он замер в нерешительности. Потом взял у Барроуза фонарь и, высветив лучом лежавшее возле пруда тело, выразительно присвистнул сквозь зубы.

– Вам удалось доказать, – обратился к нему Пейдж, – что сэр Джон Фарнли на самом деле не сэр Джон Фарнли?

– Что, простите? Как вы сказали?

Пейдж повторил вопрос.

– Не доказано пока абсолютно ничего, – с суровой важностью отвечал Маррей. – Я не успел закончить сравнение отпечатков. По сути дела, я только начал.

– Похоже, – вполголоса заметил Барроуз, – заканчивать уже не обязательно…

Судя по всему, он был прав. Если исходить из логики и здравого смысла, сомневаться в самоубийстве не приходилось. Маррей закивал в присущей ему рассеянной манере, как будто думая о чем-то другом, и с видом человека, перебирающего в памяти давние события, поскреб растительность на щеке. Ему явно было не по себе.

– Но вам-то, наверное, все ясно? – не унимался Пейдж. – Скажите: кого из них двоих вы считали мошенником?

– Я уже вам все сказал… – огрызнулся Маррей.

– Да-да, конечно, но послушайте! Я только спрашиваю, кто из них казался вам самозванцем? Наверняка же у вас сложилось какое-то мнение после того, как вы с ними поговорили! Ведь, в конце концов, это единственное, что имеет значение во всей этой истории. Вы же как-то для себя ее прояснили? Если обманщик Фарнли, то у него были веские причины покончить с собой. Это выглядит наиболее правдоподобным. Но если по какому-то непостижимому стечению обстоятельств обманщик не он…